Некоторые из колонистов в Сантьяго протестовали против реставрации Бурбонов в Испании. Другим не нравилось то, что Хуан XXVI восстанавливает христианский мир. Были также просто недовольные своей судьбой, несчастьем в любви, надоедливыми женами или огромными карточными долгами. Карлисты заняли самый маленький и бедный из континентов Терстоуна, но действовали на нем очень осмотрительно.
В течение тридцати лет в Сантьяго прибывали только добровольные эмигранты, представляющие испанскую католическую культуру. Карлисты тщательно отбирали поселенцев, а хорошей земли хватало на всех. Королевство святого Иакова не обладало современной технологией, и в нем не было очень богатых, но не было и бедных.
Со временем Бюро контроля населения наделило Терстоун статусом планеты-реципиента, и Бюро Переселения начало перемещать сюда людей. Все три правительства Терстоуна протестовали, но, в отличие от Ксанаду или Дуная, у Терстоуна никогда не было военного флота; один-единственный фрегат Совладения убедил эти правительства, что у них нет выбора.
Корабли БП перевезли на Терстоун два миллиона недобровольных колонистов. Осужденные, мошенники, преступники, революционеры, мятежники, члены уличных банд, люди не с тем цветом глаз и те, кому просто не повезло, — всех их заталкивали в антисанитарные транспортные корабли и увозили с Земли. Правительство Терстоуна располагало друзьями в Бюро Переселения и средствами для оплаты их услуг. Поэтому основную массу новых иммигрантов получил Сантьяго.
Карлисты старались. Они предоставляли транспорт для переезда на новые земли тем, кто этого хотел, и тем — а таких было большинство, — кто не хотел. Основатели Сантьяго хотели уйти от промышленности и поэтому почти ничего не строили; и вот неожиданно к ним хлынули городские жители с совсем иной культурой, которые не думали о земле и не любили ее.
Меньше чем за десять лет их столица из небольшого сонного городка превратилась в огромное пространство трущоб. Большую часть трущоб карлисты сносили. Но тут же по другую сторону города возникали новые. Маленькие поселки разрастались в большие города.
Когда в этих новых городах возникла промышленность, первопоселенцы взбунтовались. Они бежали от промышленности и не хотели с ней мириться. Король был смещен, и место отца занял малолетний принц. Кортесы взяли правление в свои руки и порабощали всех, кто отказывался подчиняться им.
Это называлось не рабством, а «выплатой долга на общественных работах»; но долг этот считался наследственным и передавался от одного человека к другому. Долги можно было продавать и покупать, и все должны были их отрабатывать.
Спустя поколение половина населения оказалась в долгу. Еще спустя поколение число рабов превзошло количество свободных. И наконец рабы восстали, и Сантьяго превратилось в cause celebre.4
По настоянию других правительств Терстоуна и корпораций, которые вывозили из Сантьяго сельхозпродукцию, Большой Сенат Совладения и США поддерживали карлистов, но не очень решительно. Сенаторы от Советского Союза поддерживали республиканцев, но тоже не слишком рьяно. Флоту СВ было приказано ввести карантин в зоне военных действий.
Но у Флота не было кораблей для выполнения этой задачи. Самолетам и космическим кораблям было приказано не приближаться к Сантьяго, запретили также ввоз тяжелого оружия. А в остальном Сантьяго предоставили самому себе.
Гуманитарной Лиге легко было посылать туда добровольцев, если они не привозили с собой оружие. Но поскольку добровольцы не были обучены, Лига подыскивала опытных офицеров, чтобы руководить ими.
Разумеется, Лига отвергала наемников.
XIII
Питер Оуэнсфорд в приятной прохладе вечера Сантьяго сидел у резного стола, который мог быть сделан из дуба, но на самом деле не был таковым. Капитан Эйс Бартон принес графин с темным красным вином и подсел к нему.
— Я думал, меня направят в технические войска, — сказал Питер.
— Говорите на китайском? — Питер удивленно посмотрел на него. Бартон усмехнулся. — Республиканцы наняли техников на Ксанаду. Из-за карантина у нас мало высокотехнологического оборудования. Для того немногого, что мы имеем, хватает китайцев.
— Значит, я в пехоте. Бартон пожал плечами.
— Вы воюете, Пит. Точно так же, как и я. Вам дадут роту. Тех, кого вы привезли с собой, и, может, еще сотню рекрутов. Все ваши. И Строманда в качестве политкомиссара.
Питер поморщился.
— А от него какой прок? Бартон неторопливо огляделся.
— Осторожней. — Он продолжал улыбаться, но говорил серьезно. — У высшего командования политкомиссары гораздо популярней нас. Не забывайте об этом.
— Судя по тому, что я видел, высшее командование не очень компетентно…
— Боже, — сказал Бартон. — Послушайте, Пит, за такие разговоры вас могут расстрелять. Вы ведь знаете, это не отряд наемников, подчиняющийся кодексу. Это патриотическая война, и вам лучше не забывать об этом.
Питер смотрел на утоптанный глиняный пол. Он уже целую неделю по вечерам сидит за этим столиком и начинает понимать цинизм Бартона.
— У моих людей недостаточно защитной брони. Она есть только у меня. Вы говорите, мне дадут еще людей?
— Завтра прибывает новая группа. С ними нет офицеров. Конечно, их отдадут вам. Кому же еще? Войска нужно готовить.
— Готовить! — фыркнул Питер. — У нас достаточно немурлона, чтобы делать броню, но во всей роте только я умею это делать. У нас нет оружия, нет оптики. Нет связи…
— Да, положение все больше усложняется. — Бартон налил еще стакан вина. — А чего вы ожидали от бестехнологического общества, подвергнутого карантину СВ?
Питер откинулся на спинку жесткого деревянного стула.
— Да, знаю. Но… я не могу подготовить людей даже с тем, что у нас есть. Стоит мне собрать людей, как появляется Строманд и начинает произносить речь.
Бартон улыбнулся.
— Командир Интернациональной бригады Гермак считает, что у американских солдат низок боевой дух. Очевидно, речи произносятся, чтобы ее повысить.
— Их боевой дух низок, потому что они не знают, как воевать.
— Еще одно решение проблемы боевого духа по Герма-ку — расстрел дезертиров, — негромко сказал Бартон. — Мое дело предупредить, парень.
— Единственное, что усвоили мои люди за эту неделю, это как петь и в каких домах с красным фонарем безопасней появляться.
— Больше, чем некоторые. Выпейте еще.
— Спасибо. — Питер уныло кивнул. — Неплохое вино.
— Верно. Вино хорошее, но недостаточно, чтобы его экспортировать, — сказал Бартон. — И вся проклятая страна такова. Хороша, но недостаточно.
На следующий день Питер Оуэнсфорд получил сто семь новых добровольцев, только что с Земли. Неделю спустя он снова застал Эйса Бартона за его любимым столиком в бистро.
Когда Питер сел, Бартон налил ему вина.
— Похоже, вам нужно выпить. Мне казалось, вам приказали по вечерам готовить солдат.
Питер выпил.
— Все по-прежнему, Эйс. Речи. Все больше речей. Я ушел. Совершенно очевидно, что мне там нечего делать.
— Рискованно, — сказал Бартон. Они посидели молча. Бартон выглядел задумчиво. Наконец он заговорил: — Вы считаете, что не нужны, Пит?
— Судя по тому, как они себя ведут. Но ведь в роте я единственный человек с военной подготовкой.
— Ну и что? Республика не нуждается в ваших войсках. Не в том смысле, в каком вы думаете. Главная цель добровольцев — обеспечить пребывание у власти правильной партии.
Питер напряженно молчал. Он пообещал себе, что воздержится от необдуманных действий, что бы ни говорил Бартон.
— Не могу в это поверить, — сказал он наконец. — Добровольцы собрались отовсюду. Они прилетели не для того, чтобы помочь какой-то политической партии; они хотят освободить людей.
Бартон ничего не ответил. Красная зубочистка плясала у него во рту, а на угловатом лице появилась хитрая улыбка.