Мое сердце слегка замирает. Он и вправду блядун.
Я поправляю очки.
– Мистер Кенсингтон, – начинаю я самым строгим голосом. – Вы снискали себе не очень хорошую репутацию. Если вы не будете осторожны…
Тео прерывает:
– Где ты ее откопал, Эванс?
Музыка выключается, когда Эванс поворачивает ключ в Мазерати.
– У нее отличные рекомендации, мистер Кенсингтон.
– Отлично. Хочешь, чтобы я позвал дам обратно? – Он показывает большим пальцем, и я понимаю, что он говорит о трех женщинах, которые только что вышли из машины. – Мы можем устроить здесь фотосессию. Кое-что для тебя, чтобы выложить в Инстаграм.
Он думает, что я собираюсь вести его аккаунт в Инстаграм.
– Вообще-то, у нас есть более насущные дела. Нам нужно подготовить заявление, рассказать свою версию истории. У Пеппер Спайс уже есть пресс-тур… – Я останавливаюсь, когда он машет рукой перед моим лицом.
– Скучно. Ты горячая штучка, но говоришь, как друзья моего отца.
– Вот кто нанял ее, – сказал Эванс. – Они беспокоятся, что когда совет соберется в следующий раз, голосование будет не в вашу пользу.
Тео пожимает плечами.
Я хмурюсь.
– Вы потеряете место в совете директоров компании с миллиардными оборотами и даже не попытаетесь…
– Мне нужно в бассейн, – перебивает Тео. – Меня ждут друзья. – Он оглядывает меня с ног до головы, и я снова чувствую, как силовое поле тянет меня вперед, затуманивает разум, вызывает желание раздеться и сделать плохой выбор. – Ты можешь присоединиться ко мне… если на тебе будет бикини. – Подмигнув, он уходит.
Я поворачиваюсь к Эвансу.
– Покажи мне запись с сексом. Потом я спущусь к бассейну. Нам с мистером Кенсингтоном нужно немного поболтать.
Эванс провел меня по просторным залам особняка, мимо прекрасных картин с пейзажами и кораблекрушениями, мимо Вакха, ведущего компанию нимф и сатиров на пьяную оргию на пастбище. Здесь также есть несколько статуй, включая изображение Венеры де Мило из розового мрамора.
– Кто украшал это место? – спрашиваю я.
– Покойный мистер Кенсингтон нанял коллекционера, который выбрал эти предметы.
Я на цыпочках прохожу мимо обнаженной фигуры.
– Отец Теодора Кенсингтона был турком, верно? Иммигрантом?
Мне пришлось хорошенько поискать эту информацию. Мистер Кенсингтон-старший не хотел, чтобы его статус иммигранта был известен.
– Иммигрант, ставший магнатом-миллиардером, – подтверждает Эванс. – Который влюбился в принцессу.
– Кенсингтон звучит не очень по-турецки.
– Он сменил фамилию, когда получил гражданство.
– Как и дед Дональда Трампа сменил фамилию с Дрампфа на более престижную.
– Именно.
Я не пропускаю сухой тон Эванса, когда он входит в маленькую темную комнату. Пустые кофейные чашки стоят на столе под множеством установленных экранов. Пара охранников кивают, когда Эванс представляет меня.
– Значит, вы – специалист по исправлению, – говорит один из них. – Вы собираетесь его исправить?
Охранник указывает на экран, где Тео растягивается и позирует на доске для прыжков в воду перед публикой, состоящей из женщин в бикини. Одна из них уже топлесс. Второй охранник наводит на нее камеру.
– Я постараюсь, – говорю я, когда Эванс вручает мне ноутбук. Он ведет меня в укромный уголок и дает мне наушники. Я снимаю пиджак и включаю воспроизведение. На большом экране появляется мускулистая грудь Тео и красотки в бикини, а я сосредотачиваюсь на теневых фигурах на маленьком экране у себя на коленях. Я чувствую себя так, будто подглядываю.
Все как обычно.
Не знаю, как я стала мировым экспертом по урегулированию секс-скандалов, но после пяти успешных случаев: трех звезд спорта, обвиненных в сексуальных домогательствах, одного сенатора-филантропа и одного руководителя стартапа, который устроил дикую вечеринку за неделю до выхода его компании на биржу, – у меня появилась репутация. «Веспер Смит делает плохих парней снова хорошими». Этот заголовок был в «ХаффПост» в прошлом месяце.
Да, я читаю про себя прессу.
Должна сказать, что из всех секс-видео, которые я видела, у Тео Кенсингтона самое лучшее. У него красивая, мускулистая спина, которая напрягается вместе с ягодицами в такт его толчкам. Его челюсть сжимается, а глаза смотрят в зеркало над кроватью. Такое впечатление, что он смотрит на меня.
Затем он вытаскивает член, и я хорошо его разглядываю. Все десять дюймов.
Видеозапись заканчивается. Я смотрю ее снова, ощущая каждый толчок глубоко в своем лоне.
– Так что мы будем делать? – спрашивает Эванс, когда стоны и визг на экране прекращаются во второй раз.
Я выдыхаю и надеюсь, что никто не заметит, что мои соски напряглись под блузкой.
– Все плохо, да? – говорит Эванс.
– Плохо, но не безнадежно. Нужно дать прессе новую историю: «Принц-плейбой исправился». – Я делаю воздушные кавычки. – Он перебесился, но готов двигаться дальше. Юноши должны перебеситься, и все такое. Это сексизм, но СМИ на это покупаются. Год, в течение которого он будет вести себя как монах, заниматься благотворительностью и, самое главное, не попадать в скандальные газеты, сотворит с ним чудеса. Он должен будет не снимать рубашку. – Я поправляю очки и смотрю на Эванса. Он сложил руки на мускулистой груди и смотрит скептически. – Это сработает. Я знаю, что делаю.
– Я знаю, – сказал Эванс. – Вот почему мы вас наняли.
– Итак, начинаем планировать мероприятия. Сначала публичные извинения. Затем несколько пожертвований на благотворительность, несколько выступлений на светских ужинах. – Я киваю. Все это прокручивается в моей голове: Тео обходительный и опрятный, татуировки надежно спрятаны под костюмом. Я хорошо знакома с этой игрой – искуплением вины плохого парня. У меня получится.
– Звучит отлично, – говорит Эванс. – Как раз то, что ему нужно. Но ничего не получится.
– В чем проблема?
– У нас нет года.
– Хммм, – я прижимаю ручку к губам. – Можно поработать с более коротким сроком.
– У нас неделя.
– Неделя!
– Именно тогда он предстанет перед советом директоров. Тогда они и примут решение. И это еще не все. – Он колеблется. – Есть еще вопрос о королеве. Ходят слухи, что она, наконец-то, начала интересоваться своим внуком, и ей не нравится то, что она слышит.
– Королева? В смысле, королева Швеции.
– Да.
– Я даже не знала, что в Швеции до сих пор есть королева.
– Их парламент обладает полной властью, как и в Англии. Но королева по-прежнему остается важной фигурой. А ее дочь была матерью мистера Кенсингтона.
– Дочь, от которой отреклись, – поправляю я. По крайней мере, в этом вопросе я сделала домашнее задание. – Она ушла из дома в двадцать лет, поступила в университет в Нью-Йорке и бросила учебу. Влюбилась в перспективного бизнесмена. Насколько я понимаю, у мистера Кенсингтона тогда было всего пять отелей.
Эванс кивает.
– Принцесса забеременела, они поженились, королева узнала и отреклась от нее, – рассказываю я остальную часть истории.
– И жалеет об этом, когда ее дочь умирает от осложнений при родах.
– Оставив магната с разбитым сердцем и сына-младенца. – Я качаю головой. – Наверное, это больно.
Эванс усмехается.
– Если и так, то королева этого не показала. Она даже не познакомилась со своим внуком.
– Я говорю не про нее. Я имела в виду Тео – мистера Кенсингтона-младшего. – Я медленно опускаюсь в кресло. Единственный ребенок, теперь сирота, отвергнутый своей королевской семьей. Лишенный своего законного… трона? У них еще были троны? – Хорошо. Я могу с этим работать. – Мысленно я пролистываю свои контакты. Я могу это сделать. Оказать услугу. Запланировать фотосессию. – Я могу справиться за неделю.