«Уважаемый Каквастамович и Каквастамовна! С проблемой мы разобрались. Утверждаю, что понес заслуженное наказание. Ваш дражайший сын почивает в своих покоях. Он собьется со счету, сколько замечательных дней ему предстоит провести в нашей Академии. Он исправно пьет отвары. А мы, в свою очередь, стараемся всеми силами обеспечить индивидуальный подход! Так что можете спать спокойно! С уважением, ректор Академии, Анастасия».
Я перечитала письмо, молча взяла чистый лист и стала переписывать его с именами родителей. Я старалась, выводила каждую букву, отчаянно зевая и мечтая, чтобы здесь поскорее изобрели принтер. Но до принтера здесь было далеко, поэтому на третьем письме я поняла, что засыпаю. Письма все никак не заканчивались, я уже лежала головой на столе, вяло водя пером по бумаге и оставляя жирные кляксы.
– Все! – выдохнула я, глядя, как передо мной появились конверты. – Можно отправлять! Ты как хочешь, а я – спать! И попробуй только… Я тебя предупредила!
Письма были запечатаны, а я поплелась в комнату, обессиленно рухнув лицом в подушку.
С меня стягивали одеяло, но я намертво вцепилась в него, предварительно укутавшись как следует. Из-под меня вырывали подушку, но я держала ее мертвой хваткой. Я подняла голову, глядя, что на улице едва забрезжил рассвет.
На полу рядом с кроватью лежала груда писем! Ничего себе, как быстро работает местная почта! Не благодарите, дорогие родители, я и так делаю все что могу!
Я лениво достала первое письмо, распечатала его и…
«Да как вы смеете!!! Что вы сделали с нашим сыном! Понос – это заслуженное наказание. Вас казнить за это мало! Почему наш сын дрожит? И почему он в помоях? Да как вы смеете так обращаться с наследником!»
Какой понос? О чем это вы? Что не так?
«Мы знали, что он сопьется в вашей Академии! Почему он дрожит? Как вы посмели вылить на него помои! Это неслыханная дерзость, за которую вам предстоит ответить!»
Я бросилась к столу, доставая все испорченные черновики. «Уважаемые родители! С проблемой мы разобрались. Утверждаю, что понос заслуженное наказание. Ваш дрожащий сын почивает в своих помоях. Он сопьется со счету, сколько замечательных дней ему предстоит провести в нашей Академии. Он исправно пьет отравы. А мы, в свою очередь, стараемся всеми силами обеспечить индивидуальный подох! Так что можете с…ать спокойно! С уважением, ректор Академии, Анастасия».
«Молодец!» – проступила надпись на стене и тут же померкла.
В дверь постучали, я сжалась в кресле, глядя на брошенное поверх черновиков перо и кляксы на столе.
– Можно войти? – послышался мужской голос, а потом кто-то надрывно прокашлялся. – Я, конечно, извиняюсь, что в такую рань… Я – повар Академии.
На пороге стоял сгорбленный старичок с длинными седыми волосами, в грязном фартуке.
– Я, конечно, дико извиняюсь, многоуважаемый ректор, – старик отвесил поклон, – но принцы объявили голодный бунт… Они выбросили все, что я готовил, из окна и требуют королевскую еду! Они сказали, что «лучше подохнут с голоду, чем будут есть эту дрянь!».
По щеке непризнанного гения кулинарии потекла скупая слеза.
– Вразумите их! Помрут ведь с голоду! – вздохнул старик. – Я ведь стараюсь, стараюсь! Раньше, когда у меня был трактир «Дохлая крыса», никто не жаловался! Ели аж за обе щеки! Я-то трактирщик… Толк в еде знаю! Каша с грибами, пирожки с мозгами, кишки коровьи, начиненные фасолью, ворона на вертеле, как вам, например. Между прочим, это – мое… кхе-кхе… коронное блюдо. Все нахваливали. Говорили, что прямо как курица. Но курица – дорого выходит… Так как вам мое блюдо?
– А нормальные продукты есть? – сглотнула я, понимая, что подавлять рефлексы и бунт – дело неблагодарное.
– Откуда? – пожал плечами обиженный повар. – Тут и ворону поймать – целая наука! Хитрющие стали, хоть убей…
«А может быть, ворона?.. Кар-кар-кар… А может быть, собака? Гав-гав-гав… А может быть, корова?» – звенела в голове детская песенка. «Но тоже хороша!» – вздрогнул желудок. Что-то мне подсказывает, что прямо сейчас на одного призрака в Академии станет больше!
Глава шестая
Ущемленное королевское достоинство
– Вы дверь закрыли? – проскрипела Шарман, сидя в кресле. Ее руки нервно теребили веер и обтрепанное кружево юбки.
– Боишься, что опять надует? – съязвил Лючио, ослепительно улыбаясь обаятельной улыбкой мерзавца.
– В прошлый раз мне чесотку надуло! Месяц мучилась! Сидеть невозможно! А потом вот такая болямба вскочила! Сижу, как говорится, хоть панталоны снимай! Все болезни от сквозняка! – скрипела Шарман, одергивая декольте. – А в замке их столько… Вот и просквозило!