— Пошел ты, — выдохнула я, пока горький опыт юридических приключений бегал за лупой, чтобы прочитать то, что написано третьим шрифтом в разделе «сноски».
Я простонала, потрогала лоб, поворачиваясь на другой бок. Сон про сон — это что-то новенькое!
— Малыш, — негромко промурчали мне на ухо, заставив открыть глаза. — Вставай, малыш! Не упрямься!
«Вставай» меня смущало, «малыш» огорчало. Матушка — природа взяла на себя «малыша», а моя самооценка со скрипом приняла на свой счет «вставай».
— Надень штаны и мучайся! — проворчала моя женская самооценка, закрываясь подушкой.
— Малыш, вставай, — потыкали в меня чем-то остреньким. Я обернулась, а к моему горлу устремилось что-то сверкнувшее металлическим блеском. Холодное лезвие уперлось в мое горло, заставив сердце бешено заколотиться от неожиданности. «С добрым утром, любимая!» — шептало незабываемое утро, зачеркивая с гаденькой улыбкой слово «доброе» на бейджике. «Утро, просто утро!», — отрекомендовалось время суток, пока я скосила глаза к носу и смотрела на руку в черной перчатке, сжимающую рукоять маленького стилета.
— Итак, малыш, выслушай меня внимательно, — прошептали мне на ухо. — Есть предложение, на которое нужно сказать «да». Только «да». Запомнила? А потом поставить свою подпись. Красиво, малыш, аккуратно, чтобы никто не придрался. Итак, ты согласна?
— Да, — тихо сглотнула я, глядя как мне подсовывают листок с предложением. В мои дрожащие пальцы вложили перо, а я осторожно поставила какую-то «закарлючку», смутно напоминающую мою подпись.
— Она согласна! — мое горло отпустили, заставив меня нервно податься вперед и прижать руку к тому месту, где еще недавно был повод понервничать. — Держите ваш договор!
— Ура! — раздалось со всех сторон. Вспыхнул свет, я видела, как с кровати вставал высокий светловолосый улыбающийся тип с обольстительной улыбкой последнего мерзавца, пряча ловким движением металлическое острие в голенище красивого сапога.
В комнате было полным-полно народу. Тот самый выдержанный красавец с проседью стоял в позе штандартерфюрера СС, одергивая кружевные манжеты, спрятанные под глухим черным сюртуком, седовласый слегка взъерошенный молодой человек с нездоровой бледностью и васильковыми глазами прятал руки в рукава какой-то неряшливой хламиды, хищный кудрявый брюнет с профилем гордого орлана, скептически приподнял бровь, поигрывая золотыми перстнями на руке и тот самый светловолосый, вполне симпатичный мерзавец, улыбался так широко, что, казалось, за ушами есть маленькие завязочки.
Неподалеку сгорбилась небольшая, дряхлая старуха с мушкой на припудренном лице. Если оценивать количество штукатурки, то за ней должен ходить профессиональный маляр с валиком, закрашивая отвалившиеся фрагменты. На голове старушенции возвышался огромный, неопрятный и несуразный припудренный седой парик со старенькими и грязненькими бантиками. Из парика на меня, как из скворечника выглянула мордочка мыши, а потом спряталась. Сама бабушка была одета так, что мне тут же захотелось укутаться в шаль, накинуть на голову платочек и пристально и подозрительно посмотреть ей вслед взглядом скамеечной инквизиции. Кружевное, потрепанное декольте располагалось в районе пупке, обнажая дряблую шею с бархоткой, далее был атласный корсет, который заканчивался пышной юбкой с заплаткой. Юбка была коротюсенькой, но пышной, обнажая кружево двух старых, растянутых чулок и туфли с большими бантами. Я бы даже сказала, что чулки слегка провисали, а по одному из них вверх ползла жирная стрелка. Но даже эта стрелка не могла сравниться с теми стрелками, которые были нарисованы на морщинистых веках. Старуха обмахивалась плешивым веером, донором к которому был сначала страус, а потом в свете финансового кризиса — петух.
— Добро пожаловать в Академию Прекрасный Принцев — самое престижное и дорогое учебное заведение современности! — пафосно проскрипела бабушка, обмахнувшись своим петухом. — От лица всего педагогического состава, мы рады поприветствовать нового ректора!
— Кого? — я на всякий случай обернулась по сторонам, чувствуя, как холодеют мои конечности! Еще бы не холодеть. Рядом не терся солидный мужик в лоснящемся костююме, который в этот момент должен был торжественно жать всем руки!
— Я — Мадемуазель Шарман. Очень заслуженный преподаватель Искусства Обольщения. В свое время переспала со всеми монархами, включая всех их родственников мужского пола, — проскрипела бабушка, делая такой вычурный реверанс, что правая грудь чуть не вывалилась наружу, но хозяйка заметила это раньше и прикрыла ее веером, заправляя обратно. — Ой! Ой-е-ей! Разогните меня!