— Нет. Я наложу на него заклятие невзлетаемости, — Снейп зловеще усмехнулся.
— А что, есть такое заклятие?
— Будет, — пообещал Снейп. — Я об этом позабочусь. И, скорее всего, на изобретение котрзаклятия времени у меня не найдется.
— Ты страшный человек, Северус, — усмехнулась Лили. — Ты угробишь его карьеру.
— Именно так. К сожалению, я не умею прощать, — сказал он. — Но, заметь, я хотя бы оставлю его в живых.
— Я опять попалась на элементарный обман, как тогда, с Беллатрисой. Похоже, я так никогда и не повзрослею… — сокрушенно сказала Лили. — Как ты только можешь любить такую доверчивую дурочку, как я?
— Очень сильно, — ответил Снейп, целуя её. — Но, на самом деле, ты права. Надо все‑таки научить тебя окклюменции.
— При чем здесь окклюменция? — спросила Лили, удивлено глядя на Снейпа.
— При том, что всё это явления одного порядка: противодействие проникновению в сознание, сопротивление действию зелий, порабощающих чувства, или заклятий типа Imperio или Confundus. Волшебник, владеющий окклюменцией, гораздо меньше подвержен любому влиянию извне.
— Ты хочешь сказать, что на тебя бы амортенция не подействовала? — с сомнением спросила Лили. — Я думаю, ты переоцениваешь свои силы, Северус. Ты не представляешь, что это такое.
Снейп, подняв брови, посмотрел на Лили.
— Ну, почему же не представляю? Очень даже представляю. Алекта как‑то напоила меня амортенцией.
— Алекта? Та самая?! — изумленно спросила Лили.
— Да, та самая.
— И ты ничего не почувствовал? — Лили с трудом верила, что он говорит правду, настолько свежо было в её памяти воспоминание о дурманящем действии зелья, полностью меняющем чувства и стирающем из памяти все воспоминания об иных привязанностях.
— Конечно, почувствовал. Я испытывал интерес к предполагаемому объекту моей страсти, влечение и, пожалуй, даже вообразил себя влюбленным. Но всё же я был в состоянии осознать, что нахожусь под действием зелья, и приготовить себе противоядие… чего нельзя сказать о тебе… Когда ты ушла, мне показалось, что я больше никогда тебя не увижу…
Снейп привлек к себе Лили и снова поцеловал, так напористо и нетерпеливо, как не целовал уже давно.
— Пойдем наверх, — слегка отстраняясь, предложила Лили, проведя рукой по его груди. Множество мелких пуговиц было на месте, и Лили знала, что их не надо расстегивать: Северус всегда делал это сам с помощью магии, и теперь для этого ему даже не нужна была палочка.
— Нет, — прошептал Снейп, снова прижимая её к себе, — останемся здесь.
«Как я могла вообразить, что люблю кого‑то другого?» — думала Лили, с готовностью отвечая на его ласку. За будничными заботами, за привычными делами её чувство к мужу словно потускнело, отошло на другой план. Но теперь, после всего, что случилось сегодня, оно мгновенно ожило и засияло, словно золото, с которого стерли пыль и патину.
С того момента, как Снейп узнал о смерти МакГонагалл, он не находил себе места. Профессор и сам не ожидал, что это известие окажется для него настолько шокирующим. Конечно, Минерва была уже очень стара — после своего ухода на пенсию она прожила гораздо дольше, чем предполагал Снейп, — и всё же… с некоторых пор ему казалось, что она так и будет жить вечно, всегда готовая слушать его рассказы о школьной жизни, давать советы и высказывать свои порой нелицеприятные суждения. Но теперь всему этому пришел конец…
Лили тоже горевала о МакГонагалл, но постоянные домашние хлопоты не оставляли ей времени на то, чтобы предаваться унынию; к тому же, она не знала Минерву так хорошо, как Снейп.
Профессор надеялся, что МакГонагалл, большую часть своей жизни отдавшую школе, похоронят в Хогвартсе рядом с Дамблдором и Флитвиком, но её шотландские родственники выразили желание забрать её тело на родину, чтобы она нашла последнее пристанище в земле своих предков. Снейп вернулся с похорон два дня назад, и ему, всё ещё мысленно находившемуся в Шотландии, хотелось покоя и торжественной тишины, но, как назло, всё выходило совсем иначе.
По случаю воскресенья Элис, обычно жившая в замке и вместе с остальными учениками её факультета ночевавшая в башне Равенкло, сегодня пришла домой «в гости» и с самого утра ссорилась с Альбусом. Элис училась в школе всего лишь второй год, но считала себя уже совсем взрослой и постоянно дразнила Альбуса «малявкой». Альбус же должен был пойти в школу только в следующем сентябре, и ему было обидно, что у него ещё нет своей собственной волшебной палочки, поэтому он реагировал на уколы сестры очень болезненно. Сегодня они ругались особенно бурно, и их крики разносились по всему дому. В конце концов Альбус, доведенный поддразниваниями Элис до бешенства, превратил голос сестры в поросячье хрюканье, и та в слезах побежала жаловаться отцу. Снейпу пришлось отругать их обоих, после чего Альбуса он усадил за книгу, а Элис, которой Лили вернула прежний голос, отправил делать уроки.