Она заплетала свои роскошные волосы в косу.
– Мне очень жаль. – В ее голосе звучали волнение и досада. – Я пыталась объяснить женщинам, что в этом нет нужды, но они нашли сорочку, и остановить их было невозможно. Они решили, что мы действительно поженились. И потому им хотелось, чтобы ты почувствовал желание. Но поверь, у меня и в мыслях этого не было. Когда ты сказал, что тебе больно, когда ты не получаешь удовлетворения, я делала все, чтобы не причинять тебе боли. Ты это заметил.
Он хмыкнул. Заплетая косу, она мяла цветочки, и их сладкий, незнакомый аромат кружил ему голову. Это был аромат цветов или Сорчи?
– Если ты дашь мне минуту, – сказала она, – и отвернешься, чтобы избавить себя от неприятных чувств, я оденусь, и мы приготовимся ко сну.
Страсть и желание захлестнули его. Он внезапно обнаружил, что стоит рядом с ней. Увидел, что ее большие синие глаза блестят от слез смущения, и поймал ее за запястья.
– Мне всегда хочется смотреть на тебя. Любоваться тобой, испытываю я при этом боль или нет. Ты создана для меня, и сейчас мне больше всего хочется зарыться пальцами в твои волосы. – Он сделал это, наслаждаясь шелковым скольжением прядей, которые высвобождал из готовящегося плена. – Я хочу погрузить язык в твой рот. – Он сделал и это, ощутив аромат мяты, которую она жевала, чтобы очистить дыхание. А на фоне мяты появился вкус растерянной страсти и Сорчи. – Я хочу погрузить свое тело в твое.
Он подставил ладони ей под ягодицы, привлек ее к себе и повел бедрами, усилив соприкосновение ее тела со своей эрекцией, что усилило его страсть и нисколько не умерило желания.
Изумленный вскрик сорвался с ее губ, и он вспомнил: она никогда не видела обнаженного мужчины, не говоря уже о мужчине, готовом к бою.
Слишком откровенно! Слишком прямо. Он собирался разыгрывать эту сцену совсем не так!
Кровь, которая в обычное время питала его мозг, оказалась совсем в другом месте, так что упасть на колени не составило никакого труда. Так же легко было опустить голову, потому что когда он смотрел вниз, он мог видеть ее стопы. Она поставила одну на другую, пытаясь согреть их. Лодыжки у нее были тонкие и изящные. Поймав край ее ночной сорочки, он поднес его к губам.
– Ваше высочество, я не должен был говорить такие вещи. Мне не следовало прикасаться к вам. Ведь я простолюдин. Но ваша красота околдовала меня, и я никогда не желал женщины…
Слова, которые он подготовил заранее, лились из его уст, и он ничего не мог с этим поделать. Он забыл ее стопы, ее лодыжки, ее колени. Забыл о том, что стоило ему поднять глаза, и сквозь прозрачную сорочку он увидел бы ее тело.
Вместо этого он встретился взглядом с ее глазами и, совершенно честно сказал:
– Ни одной женщины я не хотел так, как хочу вас: всем сердцем, всей душой, я совершенно искренне произносил слова брачного обета.
Ее глаза стали темно-синими – эта синева напомнила ему штормовое море и мощные течения, в которых так легко утонуть. Она сделала глубокий вдох, расправила плечи. Медленно протянула ему руку: это был поистине царственный жест.
– У тебя нет оснований для самоуничижения. Ты добр и отважен. Ты ни на мгновение не заколебался, когда я сказана тебе, что мне угрожает опасность. Я знаю, ты принес обет со всей искренностью. Я испытала те же чувства, что и ты.
Сорча прикрыла глаза ладонью.
Проклятие! Она не хочет, чтобы он смотрел на нее. Не хочет его соблазнять, поскольку понимает, что не может принадлежать простолюдину. Пылая от страсти, Ренье забыл, какой придумал план обольщения.
Тут на запястья ему упала ее сорочка.
Он ничего не понимал.
Она отняла руку, и он уставился вниз, на свои пальцы. Сорча стояла перед ним обнаженная.
Он уронил сорочку с такой поспешностью, словно она обожгла ему руки.
Она сделала шаг назад.
Неужели она хочет, чтобы он смотрел на нее? Не смотреть выше его сил. До конца дней своих он готов любоваться ее длинными ногами, изящным изгибом бедер, нежной пеной рыжих кудряшек у нее между ногами, осиной талией, идеальной грудью, руками, сильными, натренированными работой в саду и верховой ездой, ее лицом. Смущенная его пристальным взглядом, Сорча улыбнулась ему. Не в силах вымолвить ни слова, Ренье осторожно погладил наружный изгиб ее бедра.
Она вздохнула: это был вздох удовольствия.
Ренье обнял ее за талию и снова поцеловал.
Сорча прервала поцелуй, уткнулась носом ему в шею и медленно втянула в себя воздух.
– Я обожаю твой запах. Твои поцелуи. Если бы мы могли только целоваться, мне этого хватило бы.
Он содрогнулся.
Кожей он ощутил ее улыбку.
– Пока. Мне этого хватило бы пока. Потому что как бы близко я от тебя ни стояла, мне хочется оказаться еще ближе. Я хочу быть ближе. Я хочу стать частью тебя, но не знаю, как это делается. – Подняв голову, она посмотрела на него, широко раскрыв синие глаза, трепеща темными ресницами. – Ты сможешь показать мне как?
Подхватив Сорчу на руки, он положил ее на кровать на пуховое одеяло в белоснежном пододеяльнике. Воздух в спальне был напоен ароматом цветов. Сорча улыбнулась ему.
В этой улыбке было столько нежности и соблазна! Она жила среди монахинь. Провела с проститутками меньше двух часов. Кто научил ее приемам соблазна?
Сможет ли он устоять перед ней?
Когда она пошевелила ногами, согнув одно колено и двигая пальцами ног, он увидел ее самую нежную часть и понял, что не в состоянии ждать.
Ему необходимо было сбросить с себя одежду. Ему необходимо оказаться таким же нагим и свободным, какой была она.
Он сорвал с себя рубашку.
Она ахнула и резко села.
– Арну, откуда у тебя эти шрамы?
Проклятие! Он не хотел, чтобы Сорча увидела следы кнута проклятого графа Дюбелле.
– Море – суровый господин.
– Иди сюда. – Сорча заставила его сесть спиной к ней и нежными пальцами провела по его спине. – Это жестоко! – Она поцеловала шрамы там, где белая ткань рубцов соприкасалась с розовой кожей.
– Сейчас уже не болит. – Он поймал ее пальцы. – Это было так давно, что я почти забыл.
Сорча улыбнулась. Что за улыбка у нее! Озорная, манящая, дразнящая, понимающая. Она вела себя так, словно знала, как доставить мужчине удовольствие.
Сорча закинула руки за голову.
Он поспешно снял башмаки и чулки.
Она провела пальцами по волосам, собрала их в две шелковые ленты и прикрыла ими грудь.
Ни единый мускул не дрогнул у него на лице. Оно словно окаменело.
Сорча это заметила и бросила на него дразнящий взгляд.
– Ты напомнил мне моего самого строгого учителя. Когда я играла, вместо того чтобы учить алгебру, он смотрел на меня так же, как ты сейчас.
Наклонившись над ней, Ренье уперся кулаками в кровать по обе стороны ее плеч.
– Он не шлепал тебя за то, что ты его дразнишь?
– Нет. А ты собираешься играть со мной в игру?
– В какую игру?
– Дамы у мадам Пиншон рассказали мне, что мужчины любят играть с женщинами в игры. Ты притворишься моим учителем и будешь меня шлепать?
Проклятие! Ее слова заставили его представить себе, как ее нежное тело лежит у него на коленях. Он шлепнет ее ладонью, но всего раз, а потом начнется настоящее наказание. Он посадит ее спиной к себе и погрузится в нее. Заставит ее оседлать его и двигаться, пока…
Она вернула его к действительности, помяв рукой его взбугрившийся бицепс.
– Я могу быть очень-очень непослушной. Ты будешь меня шлепать?
Кровь прихлынула к его паху, он с трудом сдержался, чтобы не наброситься на нее.
Пот выступил у него на лбу. Он не станет спешить, постепенно доведет ее до экстаза, чтобы к тому моменту, когда она узнает правду, забыв обо всем на свете, она поддержала бы Ренье в его стремлении отвоевать свое королевство.
Сняв пряди волос, закрывшие ее грудь, он ответил:
– Нет. Я сделаю вот что.
Прижавшись губами к ее соску, он втянул его в рот и начал щекотать языком.
Сорча ахнула и с такой силой стиснула его плечи, что ногти вонзились в кожу. Сорча пылала от страсти.