Он допил чай и сидел, облокотясь на колено.
— Так вот почему вы пришли ко мне? Научиться быть разбойником?
— Не просто разбойником, — медленно сказала она, — а Сеньором дю Минюи.
Он покачал головой, коротко и невесело засмеявшись. Она стояла над ним, задумчиво склонив голову, и смотрела ему в глаза.
— Вы — легенда, месье, — сказала она внезапно. — Мой дом находится в такой глуши, как мы сейчас, люди живут там простые, мы мало общались с внешним миром. Вы были у нас три раза… защищая тех, кого притесняли и кто слишком слаб, чтобы постоять за себя и дать отпор обидчикам. Вы, может, даже не помните об этом. Но мы помнили. Люди видели в вас высшую справедливость — выше шерифа, мирового судьи, даже, может быть, выше короля — выше всех, кроме Господа. — Она резко остановилась и повернулась, хмуря лоб, к одной из колонн храма. — Теперь у них другой кумир, хотя он — воплощение дьявола, но им это невдомек. — Она глубоко вздохнула. — Вот я и придумала вас воскресить. Притвориться, что я и есть Принц Полуночи, который пришел сразиться с этим другим — существом. — Ее голос слегка дрожал. — Этим монстром, который овладел их сердцами и умами. Вот и все, о чем я мечтала, месье… снова открыть им глаза.
Он откинулся назад, позволяя себе взглянуть на нее. Она уже надела жилет и куртку, и в утреннем солнечном свете казалось чудесным ведением.
— Вы этого человека хотите убить? — спросил он, помолчав. — Человека, которого вы называете монстром?
— Да. Но просто убить его не достаточно. Я не преувеличиваю, поймите. Может, в это трудно поверить, но он внес заразу в души людей. Они сделают все ради него. Я, конечно, просто убью его, если ничего другого не останется, но… я не знаю… что будет потом.
— Вы говорите о своих соседях? Вы думаете, они могут ополчиться на вас?
— На меня, даже друг на друга. — Она нервно вздохнула и развела руками. — Это кажется безумным, я знаю! Это — помешательство. Иногда я просыпаюсь ночью и думаю, что это, должно быть, всего лишь… — Голос ее прервался. Она зажала рот кулаком. — О Боже… как бы мне хотелось, чтобы все это было лишь сном!
Солнце вышло из-за поросших лесом вершин, и золотые лучи пронзали остатки тумана. На свету волосы ее сияли, глаза казались еще ярче.
Он смотрел, как она поворачивается в лучах солнца.
— И поэтому вы решили выдать себя за меня?
— Они помнят все. Они помнят, что вы всегда были на стороне правды, и они вам верят. И если бы они увидели, что вы против этого демона, который управляет ими, то, я думала, они бы тоже отвернулись от него.
С.Т. нагнул голову, заставляя чаинки в чашке двигаться по кругу. Ему казалось удивительным, что он мог внушить такую веру в себя, чтобы породить эти странные надежды. О да, он знал, что у него была определенная репутация; он наслаждался ею в дни молодости. Он и жил ради этого. Но сейчас, оглядываясь на самого себя, на причины побуждавшие его действовать, он видел, что все это было так далеко от правды и справедливости, что даже не знал, плакать ему или смеяться.
Правда. Они думали, что он борется за справедливость. А если он скажет ей, что выбор его зависел от формы ноги и груди, от дрогнувших ресниц и румянца невинности? Мир видел в действиях Сеньора дю Минюи защиту преследуемого отца, обманутого брата или гонимого кузена, но в каждом случае всегда была замешана женщина. Женщина… и сладостное, возбуждающее пламя азарта.
— Вы потрясли меня, — сказал он, наконец. — Я и забыл, что я такой образец для подражания. Голова ее упала на грудь.
— Вы заслуживаете уважения за то, что делали, — пробормотала она и вскинула подбородок. — Но мой план — неосуществим. Теперь я вижу. Пришлось бы потратить слишком много времени, чтобы овладеть вашими навыками, даже если бы у меня это и получилось. А вы — месье — я боюсь, что не гожусь в ваши ученики; вы уже говорите, что свожу вас с ума. Вы желаете меня, и я готова честно расплатиться с вами, но вижу, вы действительно страдаете. — Она серьезно посмотрела на него. — Я не хочу нарушать ваш покой.
Он провел указательным пальцем вдоль трещины в резном камне.
— Я думаю, ущерб уже нанесен, Солнышко.
Она снова наклонила голову.
— Я сожалею.
— Действительно? — Он фыркнул. — Я думаю, у вас ледяное сердце, мадемуазель, и дьявольски большой запас самонадеянности для девчонки вашего возраста.
Она подняла голову и сердито посмотрела на него.
— А, так вам не нравится это слышать, да? Бьюсь об заклад, что у вас в жизни все шло всегда по-вашему, пока вы не столкнулись со злом. — Он выплеснул остатки остывшего чая на траву и осторожно встал. — Да, это была глупая идея — притвориться, что вы — это я, хотя бы потому, что у меня за плечами двадцать лет кулачных боев и тренировок — с людьми, которые бы хохотали до слез, услышь они только о ваших попытках держать в руках шпагу или управлять лошадью. — Губы его скривились. — Вы слишком стары, чтобы начинать, и слишком слабы, чтобы преуспеть, и слишком малы ростом, чтобы надеяться, что вас могут принять за меня — даже верхом на лошади. Даже в темноте. У вас другая походка. Ваш голос слишком нежен. Ваши руки слишком малы — а, знаете, ведь жертва всегда видит руки разбойника. Попытались бы вы снять кольцо с пальца дамы, когда на вас кожаные перчатки.
Она поджала губы.
— Да. Я уже сказала, что ошиблась. Я не все продумала.
— Разве? Вы мне кажетесь разумной маленькой ведьмой. Вы хотите сказать, что проделали весь этот путь, не все продумав? — Он едко засмеялся. — О нет, ты все продумала, Солнышко. Очень хорошо все продумала. Бьюсь об заклад, у тебя были ответы на любые вопросы, которые могли возникнуть. Ты все обмозговала. Но, попав сюда, поняла, что я не такой, какого ты себе напридумывала. — Разведя руки в стороны, он поднял лицо к небу. — Боже, ты, наверное, ужаснулась. Нашла бедного парня, который даже не может идти по ровной дороге, чтобы не спотыкаться. Не стоит и надеяться, что он сможет тебя обучить фехтованию, правда? Не стоит надеяться, что он сможет взобраться на лошадь — и уж, конечно, не сможет научить тебя лихо ездить верхом. — Он снова взглянул на нее. — Поэтому ты собралась уезжать — наболтав сначала всякую благородную чушь о том, что все это ради моего же блага и что просто твое намерение было глупым. Глаза ее сузились.
— А разве я не права, месье? — Она отступила на шаг и взглянула на него, положив руки на бедра. — Вы похожи на сумасшедшего. Вы говорите, глядя в пространство. Когда я обращаюсь к вам, вы смотрите не на меня, словно это говорят какие-то призраки. Вы деретесь с волком из-за куска мяса, словно зверь. И вы действительно спотыкаетесь. — Голос ее задрожал. Она опустила руки и повернулась к нему. — Вы падали три раза и едва удерживались на ногах в десять раз больше за то время, что я с вами. Вы думаете, я не заметила? Я пришла к вам за помощью. Я не могу ничего изменить, если вы не в состоянии мне помочь. Я хотела бы, — она заморгала, и губы ее сжались. Внезапно она отвернулась и стояла прямо и неподвижно. — Хотела бы, хотела бы, хотела бы, — сказала она, глядя в сторону горной гряды. — Боже, помоги мне. Я не знаю, чего мне хотеть.
Отзвук ее голоса растаял среди колонн. С.Т. уронил на траву серебряную чашку и положил руки ей на плечи. Он мог чувствовать ладонями, в каком она напряжении, как нервно вздрогнула всем телом, судорожно сглотнув.
— Солнышко, — сказал он тихо. — А разве тебя посещала другая мысль? — Он коснулся ее подбородка и заставил взглянуть ему в лицо. — Разве ты никогда не думала, что я пойду с тобой, если буду тебе нужен?
Она упорно отводила глаза.
— За вашу голову назначена награда. Вам нельзя возвращаться. Я бы не стала просить вас об этом, так я решила с самого начала. — Она прикусила губу. — А теперь… извините, я не хочу вас обидеть, но…