— О, Боже мой, — повторил он, едва дыша от волнения, — я не верю!
Он повернулся кругом, став лицом к скале. Ничего не случилось. Горизонт был на месте. Небо не опрокинулось.
Блаженная улыбка растянула его лицо.
Он ощутил, что с него спали путы, о которых он не догадывался. Все было так нормально, что он не узнавал этой нормальности. Как внезапно проходит головная боль, так и он исцелился в один прекрасный миг, он никак не предполагал, что возможно когда-нибудь распрощаться с ощущением неустойчивости мира. Он не заметил, когда именно произошло это чудо, просто он вновь оказался в согласии со всем, что его окружало.
Корабль. Может быть — благодаря кораблю? Может быть, оказался прав тот чертов лекарь, который сказал, что ему поможет совершенно невыносимая встряска?
А если все вернется? Он застыл в ужасе. Закрыл глаза — и начал ждать признаков надвигающегося хаоса.
Но его ноги твердо попирали землю.
Он хотел побежать, пройтись в танце. Вместо, этого неожиданно повернулся к Ли, склонившись перед ней в шутливом поклоне.
— Я в вашем распоряжении, мадемуазель. Я прошу вас, не отсылайте меня прочь, пока я могу служить вам.
— Не задавайтесь пожалуйста, — она высвободила руку. — Кажется, я не в силах сделать это, даже если и захочу.
Он удивился, что Ли не поняла происшедшей с ним перемены. Это должно быть так очевидно! — хотя он и сам в это не до конца верил.
Теперь он ей поможет — и завоюет ее, раз он теперь не жалкий спотыкающийся шут. Он сможет ездить верхом, может держать в руках шпагу, он сможет делать все, как раньше, а это не мало.
А что, если болезнь возвратится?
О Боже, только не это!
Он смотрел на Ли, не желая выдать своих чувств.
Он хотел бы ей все рассказать, а вдруг бы болезнь вернулась…
— Я уйду, — сказал он. — Если это именно то, чего вы хотите.
Ее брови взметнулись над обиженными глазами. Она повернулась и пошла к скале.
— Вы же явились ко мне за помощью! — крикнул он ей вслед.
Она повернулась и оглянулась:
— Ах, да. Я открыла бутылку и выпустила джинна наружу. Кто знает, что вам теперь делать?
Он не мог сдержаться; он встретил ее сердитый взгляд светящейся улыбкой. Он был освобожден от оков — он вновь принадлежал себе! Он рассмеялся и описал над головой шпагой круг — воздух зазвенел от ее быстрого вращения. Его поза была свободной, ноги широко расставлены.
— Кто знает, что мне делать? Это зависит от того, что скажешь ты, мое Солнышко!
Ли шла следом за ними двоими по низинам, придерживая шляпу, чтобы не сдуло ветром, наблюдая, как Сеньор вставал на колени, чтобы распутать Немо. Он, наконец, подчинился неизбежному — согласился с тем, что Немо будет в большей безопасности днем, если держать его на привязи. Он привязывал к его ошейнику веревку не менее десяти футов длины. Волк не противился, хотя постоянно запутывался в кустарнике.
Ли чувствовала беспокойство. Она не ощущала ненадежности нынешнего положения и боялась загадывать на будущее. Когда же она глядела на Сеньора, то сразу представляла его со шпагой в руке, вспоминала, как со свистом он рассекал утренний воздух, раскручивая ее над головой. Этот образ запечатлелся где-то в глубине ее сознания; он как яркая вспышка освещал все.
Его бесконечное терпение со зверем заставляли ее чувствовать себя несчастной, заброшенной. Она с трудом сдерживала себя, чтобы не расплакаться по всякому поводу. Она хотела крикнуть ему, что кроме волка есть еще кто-то рядом с ним.
Немо ее по-прежнему не признавал. Он был прекрасен: быстрый, умный — и царственный одновременно — и он был неотделим от Сеньора.
Сеньор решил, что они отправятся к городу Рай. Ли не беспокоилась, каким именно путем. Она глядела на бесконечные меловые холмы и долины и страшно жалела, что идет не одна.
Не для этого приехала она сюда из Франции, чтобы оказаться в компании со странствующим Робин Гудом, почти столь же диким, как и его волк. С ним было слишком тяжело — с его нелепым романтизмом и способностью увязываться за любым существом в юбке. А теперь в нем появилось и нечто новое — эта улыбка сатира скрывала какую-то загадку. Руки ее все еще вздрагивали при воспоминании о том, как легко он выбил у нее из рук шпагу. Это было неожиданно.
Держа шпагу в руке, она почувствовала себя сильной. Она знала, что ни на минуту не поколеблется, чтобы убить Чилтона. И вот в руках у нее — оружие! В руках у нее шпага, которой можно отомстить негодяю.
Но он отнял у нее надежду.
В жизни бывают унизительные минуты, которые долго не забываешь.
Теперь она ощутила страх и беспомощность. Как она не рассчитывала, как ошиблась, оценивая себя! Она не боялась смерти — ей была невыносима мысль о провале.
Пока они двигались по Франции, ее не покидала мысль, что нужно где-то оставить Сеньора. Она слишком много думала о нем. Ей была ненавистна мысль, что она становилась невольной свидетельницей его маленьких приключений. Ей была отвратительна сцена на французской ферме — когда она ошиблась в своих предположениях, в том, до чего ей вообще не было дела.
А то, как он на нее посмотрел! Так, будто внутри у него все закипало.
Она иногда сомневалась, в своем ли он уме? Она думала, что в конце концов он ее бросит. Была убеждена, что он повергнет назад задолго до того, как они достигнут Канала. Он должен был сделать выбор между жизнью и смертью. Риск возрастал по мере приближения к Англии.
Вот почему она покорно ожидала его на берегу: была уверена, что, придя в себя, он ее тотчас покинет.
И надо же было чувствам так захватить ее! Она смотрела ему в спину. Какое-то сумасшествие, что он втянул ее в эту историю! Она не собиралась быть при нем сиделкой. Но он заставил ее предложить ему свою помощь во время приступа, потом готовить ему отвар из корня папоротника, потом рассуждать о достоинствах слепой кобылы и о том, сумеет ли пьяница-лудильщик ее подковать. Мысль о кобыле вновь обожгла ее, напомнив о пережитом. Он же как нарочно все делал так, чтобы раздражать ее: сто раз останавливался, распутывал веревку Немо, который то и дело застревал в кустах. Немо радостно прыгал вокруг и лизал ему лицо.
— У нас больше нет денег? — спросила она резко. Немо натянул веревку и потащил за собой Сеньора.
— Две гинеи.
Его спокойный ответ еще больше ухудшил ее настроение.
— Да мы просто набобы!
Он пожал плечами и сломал ветку, следуя за Немо. Хуже всего — он не клюнул на ее приманку. Тогда она продолжила насмешливо:
— Думаю, следует остановить первого же возника.
— О, да! — воскликнул он. — Я уже заприметил одну повозку, которую мы повстречали милю назад. Но не мог выбрать между ней и тележкой для перевозки соломы.
— Но из грязи-то вы помогли ему выбраться!
Он вскинул повыше седло на плечо. Треуголка была лихо надвинута на глаза, а эфес шпаги, перекинутой за спину, блестел на неярком декабрьском солнце. Он был вылитый бродяга.
— Зато этот человек был нам признателен, — пробормотал он. — У тебя не было и су, когда мы повстречались. Не понимаю, чего ты от меня хочешь, как будто я проиграл в карты все твое приданое.
— Я практична, — сказала она вызывающим тоном.
Он бросил на нее неласковый взгляд из-под лохматых золотистых бровей. Немо потянул его вперед, к какой-то пещере. Ли почувствовала себя лучше — хладнокровнее и увереннее, — удовлетворенная тем, что между ней и ими двумя возникла стена взаимного отчуждения.
Она последовала за ними по склону холма, идя по траве меж колеями, оставленными колесами. Внизу лежали болота и городок Рай — древнее нагромождение серых стен и залатанных крыш. За ними открывался вид на пустыри. Болота простирались до самого моря от окраины города, — поблескивая яркими ледяными озерцами среди зимнего серого пейзажа.
У подножия холма текла медленная река, берега ее поросли густой травой. Перед каменным мостом дорога становилась шире. Но мост был перегорожен из-за ремонтных дорог. На противоположном берегу под огромным деревом стоял паром. Паромщик взялся за канат — и паром быстро стал приближаться. Когда он стукнулся о берег и путники вспрыгнули на настил, Немо стал жаться к ногам хозяина. Паромщик недовольно поглядел на волка.