Я побежал по пляжу. Вначале спокойно, контролируя дыхание, затем увеличивая скорость. Я несся вперед, обливаясь потом, хватая ртом воздух и собираясь так замучить тело, чтобы распада души было незаметно.
Тело утратило форму, я ощущал его плачевное состояние. Я старался быстрее переставлять ноги, вспоминая, что когда-то был самым стремительным квотербеком[15] в Южной Каролине. Подвижный, светловолосый, я появлялся из-за линии защиты, и игроки противника устремлялись ко мне, словно в каком-то замедленном танце. Я менял направление и шел навстречу восхитительному гулу толпы, затем наклонял голову и отдавался инстинкту движений, живших в моем сознании, где все было пронизано быстротой и гармонией. Участвуя в школьных матчах, я никогда не плакал… Сейчас же тяжело, с отчаянием я убегал от жены, которая завела любовника, потому что я перестал быть ее любовником; от сестры, полоснувшей себя по венам; от матери, не понимающей тонкостей взаимоотношений матерей и сыновей. Я думал, что убегаю от горького, жестокого пласта американской действительности, который назывался моей несостоявшейся жизнью, но, возможно, бежал к ее новому этапу… Я остановился. Пот тек ручьем. Бег забрал все мои силы. Я медленно побрел к дому.
Глава 2
Уметь ненавидеть Нью-Йорк по-настоящему — целое искусство. До сих пор я был слишком легковесным обличителем этого города; мне требовалось изрядное количество сил и энергии, чтобы упомнить нескончаемые обиды, нанесенные мне Нью-Йорком. Если бы я их записывал, получился бы увесистый том размером с «Желтые страницы Манхэттена», и мои слова о Нью-Йорке послужили бы предисловием. Всякий раз, когда я попадаю в мир пренебрежения, которым одаривает меня этот напыщенный город, когда проталкиваюсь сквозь его непомерные толпы, меня захлестывает раздражающее ощущение того, что я растворяюсь. Оно уничтожает клетки, несущие в себе код моей тяжело завоеванной индивидуальности. Город малюет мне душу грубыми несмываемыми граффити. Жуткое разнообразие всего в пугающих количествах. Приезжая в Нью-Йорк, я непременно иду на один из пирсов. Стою и смотрю на величественную реку Гудзон, повернувшись спиной к городскому шуму, и знаю то, чего не знает ни один из встречавшихся мне ньюйоркцев: когда-то остров Манхэттен окружали большие топкие болота и эстуарии. Под камнями манхэттенских авеню погребен удивительный мир солончаковых болот. Не люблю города, оскверняющие свои болота.
Насколько я презираю Нью-Йорк, настолько моя сестра Саванна испытывает к нему глубокую, хотя и извращенную привязанность. Даже в грабителях, наркоманах, пьянчугах и бомжах — этих ущербных ослабших душах, что печально ковыляют сквозь многомиллионные толпы, — она находит непонятное мне городское очарование. Подбитые райские птицы, опустошенные, опасливо бредущие по грязным закоулкам, — для Саванны это символы невероятных крайностей и контрастов Нью-Йорка. Сестра хранит в душе непоколебимую рыцарскую верность всем потрепанным жизнью ветеранам выживания: всем, кто на грани, вне закона и без надежд, всем сведущим в «черной магии» улиц. Для Саванны они — городской театр. Сестра пишет о них стихи; она хорошо изучила их покореженные места обитания и в какой-то степени постигла их «черную магию».
Желание поселиться в Нью-Йорке возникло у Саванны задолго до желания творить. Она из тех южан, которые еще в раннем возрасте поняли: Юг — не более чем упоительно пахнущая тюрьма, управляемая толпой любящих, но ненадежных родственников.
Когда Саванне было пятнадцать, она получила от бабушки рождественский подарок — подписку на «Ньюйоркер»[16]. Каждую неделю сестра с нетерпением ждала очередного номера, а потом часами листала журнал, то хихикая, то заливисто хохоча над карикатурами. Потом тот же выпуск брали мы с Люком, недоверчиво вглядываясь в картинки и ожидая, когда шутки рассмешат и нас. Но ситуации, заставлявшие ньюйоркцев гоготать взахлеб и надрывать животики, оставались непонятными для жителей Коллетона, Эта «клинопись остроумия» была нам недоступна, и когда я спрашивал Саванну, что смешного она находит в своем чертовом «Ньюйоркере», сестра глубоко вздыхала и отвечала каким-нибудь запомнившимся ей убийственным перлом, взятым все оттуда же. Саванна разыгрывала из себя жительницу Нью-Йорка, которой суждено было родиться в изгнании, вдали от родного города. С такой сестрой я возненавидел Нью-Йорк прежде, чем ступил на его землю.
15
Квотербек — главный игрок нападения в американском футболе. Квотербек планирует игру нападения и является лидером всех атак.