Но их не встречали лодки ловцов, ни одна сеть не преградила им путь к прибрежным болотам. По требованию службы безопасности воды округа Коллетон были закрыты для рыбаков и креветочников.
С весны началось переселение зданий.
Я наблюдал, как старинные особняки улицы Приливов страгиваются с места. Сотни рабочих с домкратами, лебедками и широкими пандусами срезали (другого слова не подберу) стены с фундаментов, а затем, применяя технические достижения вкупе с законами физики, двигали их к реке, где ждали большие, специально оборудованные баржи. Дома, прикрепленные стальными тросами, пускались в плавание, взяв курс на Чарлстон. Особняк Ньюбери, покинувший свое место, чем-то напоминал громадный свадебный торт из сказки о добром короле. Мать с Рисом Ньюбери стояли на веранде и весело махали оставшимся на берегу. Потом они наполнили изящные хрустальные бокалы шампанским, выпили за прощание со старым Коллетоном и бросили бокалы в желтоватую воду. Створки моста разошлись, особняк Ньюбери изящно миновал их, вышел в открытое водное пространство и занял свое место в армаде белоколонных зданий.
Этот сплав длился несколько недель. Не проходило часа, чтобы по реке не двигался чей-нибудь дом.
Не все хотели перебраться в Новый Коллетон, и не все жилища подлежали транспортировке целиком. Шоссе на выездах из города были запружены тяжелыми грузовиками, перевозящими фрагменты домов в разные точки Южной Каролины. Но это было менее впечатляющим зрелищем, чем путешествие по реке. В один из дней мимо меня проплыл домик, показавшийся мне знакомым. Только через несколько минут я сообразил, что видел дом Амоса и Толиты, отправившийся в свой первый и единственный круиз. Еще через какое-то время в путь пустилось здание баптистской церкви, напоминающее опрокинутую баллистическую ракету. Я без конца щелкал своей «Минолтой»; потом я послал снимки Саванне. Она как раз писала длинную балладу об уничтожении родного города. Однажды в вечерних сумерках мимо меня проплыла епископальная церковь. Сумерки делали ее словно парящей в воздухе. Я фотографировал мокрых от пота рабочих, которые выкапывали гробы на коллетонском кладбище. Эти гробы запихивались в пластиковые мешки и перевозились на новые безликие кладбища, устроенные вдоль шоссе между Чарлстоном и Колумбией. Дома, которые невозможно было перевезти или продать, разрушали, а обломки продавали компании, специализирующейся на утилизации. Бродячих собак отстреливали охотники, имеющие специальные лицензии. Бродячих кошек отлавливали и топили возле общественного причала. Никому не было дела до перезревших помидоров, они падали на землю или гнили на стеблях. Такая же участь постигла дыни и арбузы на бахчах. Поскольку здания школы и суда никакой исторической ценности не представляли, их просто взорвали. Все магазины на улице Приливов сровняли с землей. К первому сентября город Коллетон вымер подобно Помпеям и Геркулануму.
За экспроприированную под строительство площадь правительство в общей сложности выплатило 98 миллионов 967 тысяч долларов. Наша мать за остров Мелроуз получила 2 миллиона 225 тысяч долларов.
Восприимчивая к чувствам своей разделенной ныне семьи, мать выписала четыре чека на сто тысяч долларов каждый. Мы с Саванной приняли свои чеки с благодарностью. Сестра наконец-то смогла расстаться с опостылевшей ей ролью голодающего художника. Мы с Салли вернули заем, взятый на оплату ее учебы в медицинском колледже, и купили для нашей семьи дом на острове Салливанс. Отца никто не видел со дня свадьбы матери и Риса Ньюбери, поэтому мать положила деньги на его банковский счет.