— В котором часу случилась катастрофа?
— Я за временем не следил. Самолет прибыл вовремя. Объятия, поцелуи, получение багажа. Нигде не задерживались. Ну а на часы я не смотрел. Счастливые часов не замечают… Может, она все же жива? Эта мысль… то, что она умерла, не укладывается в голове. Проскальзывает, пробуксовывает, но до сознания не доходит.
— Мне нечем вас утешить. Идемте в дом. Вам надо промыть лицо и наложить бинты.
Так! С одной стороны капитан милиции, которого он обнимал, положа руку на погон, а с другой — следователь Трифонов, упомянутый ранее Куприяновым. И он посередине. Битый не битого ведет. Нашел себе надежную опору. Знали бы они, кого тащат на себе. Всю оставшуюся жизнь от отрыжки не избавились бы. Эх, фотографию бы на память! Любая газета за такой снимочек мешок денег отвалит. Милиция и прокуратура спасают жизнь легенде воровского мира Артему Зерцалову, известному в правоохранительных органах под кличкой Козья Ножка. Именно так его прозвали в начале карьеры, когда он вспарывал сейфы, как консервным ножом банки с тушенкой. Времена изменились, сейфы тоже, но кличка осталась.
Поджав правую ногу под себя, упираясь на надежных силовиков, Артем пересек полянку.
Перед ним стоял двухэтажный особняк с флигелями, колоннами, балконами и соляриями. Белое шикарное бельмо среди ночи.
Куда его только судьба не забрасывала?! Уж лучше во дворец в качестве жениха-вдовца, чем в СИЗО. Сопровождение в обоих случаях оставалось тем же.
Вот тебе и генерал! Сколько же он раскрыл дел и упрятал за решетку таких, как Артем, чтобы заработать на такие хоромы. Даже если сложить все деньги из опустошенных Зерцаловым сейфов в один грузовик, их не хватило бы на один флигель этого замка. Промахнулся он, выбирая профессию. Надо было в следователи идти. С его талантами он бы уж точно до генерала дорос.
Наконец его левая нога коснулась первой ступеньки порога знаменитого дома, о котором он еще ничего не знал.
Появление в каминном зале первого этажа молодого человека с окровавленным лицом, поддерживаемого с двух сторон крепкими мужчинами, повергло присутствующих в оцепенение. Высокий, элегантный, в дорогом, но уже навсегда испорченном костюме, он не выглядел кошмарным монстром. Слабая улыбка на его лице будто хотела сказать присутствующим: «Не пугайтесь, все в порядке и простите меня за мой непрезентабельный вид».
Может, его и не стоило показывать гостям, но пройти в другие комнаты дома, минуя каминный зал, было невозможно.
Множество кресел, диванов, кушеток стояло вдоль стен овального зала с высоченными резными потолками и громадной хрустальной люстрой, способной осветить театральный зрительный зал. Все горизонтальные поверхности столиков, этажерок, тумбочек были уставлены фарфоровыми вазами с шикарными букетами цветов, каждый из которых создавался как произведение искусства, травинка к травинке, и имел свою неповторимую индивидуальность. Сверкающий паркет, собранный из дорогостоящих пород дерева отражал в бледных тонах то, что ему приходилось на себе выдерживать. На такой, как на хрупкое зеркало, и ступить страшно.
Артему показалось, что он попал на сцену, где происходит какое-то действо, и он должен в нем участвовать, вот только роль свою не успел выучить. На сцене ему приходилось играть, а актерская профессия была его первой любовью. Те, кто однажды выходил на сцену, знают, как тяжело ее терять. У Артема кольнуло сердце. Несмотря на аромат цветов и живые, без грима, лица, окружение походило на декорации.
Ему часто снился театр. Один и тот же сон. Он выходит на сцену и не знает текста.
Сейчас он оказался в таком положении наяву.
— Извините, друзья,— неожиданно заговорил зычным басом Трифонов.— Но, к сожалению, наши ожидания омрачились катастрофой. Не таким мы хотели видеть суженого нашей дорогой Юлечки. Жизнь и судьба неуправляемы. Произошла трагедия. Юлечка к нам уже не вернется. Перед вами ее жених Вячеслав Андреевич Бородин, прилетевший из Харькова и попавший в жернова катастрофы.
К удивлению Артема, люди стали вставать со своим мест и по одному подходить к нему.
Первой подошла дама, обвешанная драгоценностями, оценить которые жених мог с беглого взгляда. И это надо же ухитриться надеть на себя целое состояние! Вот в чем преимущества бриллиантов. Их может носить даже семидесятилетняя старуха, не чувствуя тяжести, но если обменять ее цацки на денежные знаки, то понадобится грузовик для транспортировки.
Однако дама имела очень приятную наружность, обаяние, лишенное надменности. Манера держаться выдавала в ней отпрыска голубых кровей и достоинство.
Приблизившись к Артему, она глянула ему прямо в глаза. Ему показалось, что его пронзили шпагой.
— Белокурова Нелли Юрьевна. Подруга хозяйки дома. Примите мои соболезнования, молодой человек. Крепитесь.— Сказав это, она тихо вернулась на свое место.
Артему стало не по себе. Он почувствовал себя последним подонком. Принимать соболезнования
— это уже слишком. Хуже пытки.
Следующим подошел высокий худой мужчина с вьющейся красивой белоснежной шевелюрой. Он не был стар, выглядел на пятьдесят с небольшим, и шикарные волосы придавали его простоватому лицу благородство.
— Крепись, парень! — тихо сказал он.— Мы тебя не оставим. Это я тебе говорю, Павел Шмелев.
Место Шмелева заняла хорошенькая женщина лет тридцати. Синие глаза, огненно-рыжие волосы
— судя по веснушкам и розовой коже, красителями для волос она не пользовалась. В ней была своя прелесть, которую портил излишне крупный рот и застывшие слезы в покрасневших глазах.
— Таня. Татьяна Творцова, Юлькина подруга. Много о вас слышала. Жаль, что ваш приезд в этот дом превратился в трагедию.— Девушка отошла.
На сей раз это прозвучало, как упрек или даже обвинение, но не соболезнования. Вот тут ему хотелось сказать: «А я-то в чем виноват?»
Артем проводил ее взглядом до дивана, на который она села. С этой секунды Татьяны для него не существовало. Артем легко оценивал людей, интуитивно, без психологических оценок и анализов. Одних он принимал, других отторгал и тут же забывал о их существовании. Как правило, интуиция его не подводила, и он доверял своим инстинктам.
Провожая взглядом Таню, он не заметил, как перед ним появилась другая девушка. Глянув на нее, он вздрогнул. Что это? Поддерживающие его под руки Трифонов и Куприянов, и те почувствовали содрогание.
Девчушке лет восемнадцать, не больше. Взгляд дерзкий, упрямый, гордый. Она знала себе цену. Слов нет, красива, породиста и непокорна. Глаза янтарного цвета. Когда-то он уже видел такие. Где и когда, вспомнить невозможно, но и забыть нельзя. И вообще, ему казалось, что они знакомы уже тысячу лет и знают друг друга как облупленные. Мистика да и только. Он приехал в Питер месяц назад и никогда ранее не бывал в северной столице. Коренной москвич, позволивший себе периферийные краткие гастроли, связанные с «работой», и быстрые передвижения после «работы», заметая следы. Лето он предпочитал проводить на черноморских курортах, где сочетал мотовство с небольшими чистками чужих апартаментов, дабы пополнить свой поиздержавшийся бюджет. Деньги имеют свойства таять, как сахар в чашке горячего кофе, который ему всегда и везде подавали в номер с завтраком. Так где же он мог видеть эту очаровательную дикую кошечку с безумно красивыми глазами?
— Меня зовут Ника. Вероника Лапицкая. Я родная сестра Юли. Я ничего не могу сейчас сказать. Горло сдавило. Но почему-то я вас таким себе и представляла. Без порезов на лице, конечно. Хотя в доме нет ни одной вашей фотографии. Юля готовила всем сюрприз. Вот видите, что у нее из этого получилось? Извините.— Девушка отошла к окну.
Артем испытывал странное чувство: ему показалось, что он встретился лицом к лицу с тигром, а тот мяукнул и ушел с дороги.
Глаза девушки выражали агрессию, а голос ласкал душу.
— Здрасте.— Перед гостем возникла женщина в чепчике и накрахмаленном белом фартуке с кружевами.— Варвара Тихоновна.— Остальное она сказала Трифонову.— Альсан Ваныч, ведите его в Юлину комнату. Я там все приготовила. А Илья Романыч вызвал хирурга из своей клиники, тот сейчас приедет и наложит швы на лицо молодому человеку.