Свернутое письмо с адресом на конверте предназначалось покойному. «Г. Харьков. Украина. Ул. Пушкина, дом 52, кв. 9. Вячеславу Бородину». Адрес на конверте был написан мелким женским почерком. Уже любопытно.
Он открыл конверт и достал исписанный тетрадный листок бумаги, слабо издававший аромат духов:
Дорогой, Вячик! Кажется, я своего добилась. Моя железная матушка сломалась и дала согласие на наш брак. Правда, выдвинула условие, даже два. Первое: она желает устроить нашу помолвку в присутствии близких, после которой каждый даст тебе оценку по пятибальной шкале. Если будут только тройки, то она меня тебе не отдаст. Ты уж постарайся! Особенно это касается моей матушки и папиного друга Александра Ивановича. Его слово в нашей семье имеет огромный вес и никогда не обсуждается. С виду ничего особенного, обычный мужик, серый, лысоватый, хромоватый, немногословный. Молчит, молчит, а потом бряк — и оценка готова. Бьет не в бровь, а в глаз. Его диагноз неоспорим и всегда точен, как у рентгеновского аппарата. Но я думаю, что такой умница как ты, покорит всех. Маме старая княжеская закалка покоя не дает. Как так, выдавать любимую дочь за кота в мешке, которого никто никогда не видел. Папа за ней три года ухаживал, а потом присылал сватов. С ней ничего не поделаешь, так что моя победа может приравниваться к подвигу.
Жду тебя к сентябрю. Ты уж постарайся поскорее закончить все свои дела в Харькове. После свадьбы я тебя уже не отпущу. Моя подруга Таня Творцова работает коммерческим директором в одном модельном агентстве, она имеет колоссальные связи и обещала помочь с поисками теплого местечка, связанного с дизайном. Так что свою профессию ты сохранишь и сможешь работать по призванию. Мама отдает в наше распоряжение все правое крыло дома, и я уже заканчиваю в нем ремонт. К твоему приезду все будет сделано. А до города ехать полчаса. Рядом. Будешь ездить на моей «вольво», а я на папиной «волге» — все равно простаивает в гараже. Меня беспокоит, что ты очень редко звонишь, а тебе звонить некуда. Зря ты отказался от мобильного телефона, который я хотела тебе подарить. Не так уж это дорого. Но ты же у нас гордый! И что? Заставляешь меня нервничать, а здоровье деньгами не измеришь.
Люблю, целую, твоя Юля.
— Вот и приехал! — шепотом произнес Артем. Он еще раз взглянул в паспорт погибшего. Погиб в возрасте Иисуса Христа. Мало пожил. Артему
недавно исполнилось тридцать, и он был на три года моложе Бородина. Но какое это имеет значение?
Адрес, указанный на конверте, не соответствовал адресу прописки в паспорте. Значит, он жил не дома? Мало того, и без телефона. Ну совсем убогий парень. Дизайнеры неплохо зарабатывают. Странно…
И все же судьба воспротивилась их браку. Принцесса и нищий. Сюжет из старой сказки.
Сложив все в бумажник, он убрал вещи в ящик тумбочки и, облокотясь на нее, встал.
Передвигаясь от предмета к предмету по направлению к белому платяному шкафу, он вдруг замер посреди пути, впившись руками в спинку стула.
Его взгляд впился в картину, висящую на стене в золоченной тяжелой раме. Это был портрет девушки. Она смотрела на него, как живая, весело улыбаясь и кокетничая. У Артема пробежала дрожь по коже. Не в силах отвести в сторону глаз, он сглатывал слюну и не знал, что ему надо при этом говорить. Портрет, вещь, конечно, неодушевленная, но видел-то он не портрет, а ее живую, ту самую, с которой его однажды столкнула судьба. Как внезапно они встретились, так же внезапно и разошлись. Их короткий роман был песней, прерванной грубым окриком.
История четырехлетней давности, о которой он уже успел забыть, но которая нередко возвращалась к нему в сладких снах. Может, все было и не так, как рисует его романтическая натура, но тут уж никуда не денешься. Каждый видит, как он чувствует и ощущает окружающий мир. Для Артема эта девушка не была промежуточным этапом, он ее не забыл, но со временем она растаяла в его молодом сознании. И вдруг она ожила. Ожила после того, как погибла при глупейших, невероятных обстоятельствах. Ожила в его сознании, будто они только вчера простились, и не существовало никакой четырехлетней пропасти.
Он смотрел ей в глаза и шептал слова прощения. Кто мог тогда подумать, что он попадет в ее дом, когда ее уже не станет.
Их романтическое знакомство случилось в разгар сезона в солнечной Ялте. Ему двадцать шесть, ей двадцать, а ее младшей сестренке четырнадцать. Вот тогда он видел те самые необычные янтарные глазищи, лучистые и обжигающие, как солнце, и ясные, как чистое безоблачное небо.
Они с сестренкой стояли на балконе двенадцатого этажа гостиницы «Ялта», любовались звездным небом и отражением в море огромной желтой луны, словно в смятой фольге от съеденной конфеты. Он вошел в номер бесцеремонно, быстро и, поняв, что никого в нем нет, запер за собой дверь.
Они застали его врасплох. Он что-то делал, согнувшись над ковром у порога.
— Вы кто?
Он замер и прикрыл глаза. На обдумывание две секунды, столько, сколько хватит женского любопытства, пока оно не перейдет в панику и не начнется душераздирающий визг.
Он обернулся и встал.
— Я ваш гость. Мне кажется, вы меня ждали? Ничего интереснее ему в голову не пришло. О
какой фантазии можно говорить, когда он пять минут назад вытащил пухлый бумажник в лифте у иностранца, а тому пришло в голову полезть за ним, чтобы достать визитную карточку для местной шлюхи, находящейся в том же лифте. Он успел выскочить на двенадцатом этаже, пока заграничный лох хлопал себя по карманам и, проскочив коридор, свернул вправо и влетел в первый же на пути номер.
Сейчас они видели, а может, и не видели, как он сунул бумажник под ковер. Так или нет, но выходить из номера он не собирался. Если его лицо не успели запомнить, тот голубой костюм и вишневую в горошек бабочку на вороте накрахмаленной сорочки, наверняка зафиксировали в памяти. Красивая элегантная одежда всегда была его слабостью. При его работе такая броскость равна явке с повинной. Но жить серенькой мышкой ему душа не позволяла. Даже в театральном институте ему поручали лучшие роли в костюмированных спектаклях. Он любил, а главное, умел носить элегантную одежду, будь то фрак, смокинг или обычный костюм. Недаром говорят: «Подлецу все к лицу». Впрочем, себя он таковым не считал.
Итак, он ждал реакции или, сказать точнее, приговора от двух невинных юных особ.
Овечки оказались еще никем не пуганными и совсем наивными. Но дело не только в простодушном взгляде на жизнь и наивности милашек: Артем не видел того, что видели девушки. Перед ними стоял молодой красавец, шоколадный загар которого еще ярче высвечивал голубые глаза под тон костюма, с темными волнистыми волосами, с открытой широкой улыбкой, обнажавшей белые ровные зубы. И кого им бояться?
— Мы рады гостям, если только вы не перепутали номер,— скромно сказала старшая, и щеки ее покраснели.— Меня зовут Юля, а мою сестру — Вероника. Мы только вчера приехали и не знаем, кто до нас жил в этом номере. Ваши друзья, очевидно, съехали.
— Какое это имеет значение. Даже если я и ошибся номером, то не сожалею об этом. Мне кажется, наша случайная встреча может переродиться в крепкую дружбу.— Артем прошел на балкон, выглянул, оценил и, оглянувшись, сказал: — Тут вполне поместится журнальный столик и три стула. Прекрасный вид и очень хорошая погода. Если вы ничего не имеете против шампанского, то мы можем встретить рассвет с бокалами в руках.