— Тогда корми их получше или подбрасывай больше веток в ночные костры, — посоветовал Джерин. — Незачем прятаться по домам, уходя с полей за час до заката и выходя работать через час после рассвета.
Безант кивнул, сохраняя все тот же несчастный вид. К сожалению, они с Джерином не могли обойтись друг без друга. Без крепостных Джерин и его вассалы умерли бы с голоду. Это Безант Большое Пузо прекрасно понимал. Но, с другой стороны, без баронов маленькие фермерские деревушки оказались бы во власти трокмуа и разбойников: крестьяне с вилами и косами не могли противостоять колесницам, бронзовым доспехам, копьям и мечам. Что касается этой части сделки, то староста предпочитал вспоминать о ней пореже.
— Помни, я буду внимательно слушать, когда ты протрубишь сегодня отбой, — предупредил Джерин. Дождавшись очередного кивка Безанта, он отправился обратно в деревню, чтобы взглянуть, как там дела.
С божьей помощью, подумал он, урожай будет хорошим. Пшеница для хлеба, овес для лошадей и овсяной муки, ячмень для эля, рожь для всякой всячины, бобы, горох, тыква — все это хорошо росло под теплыми лучами солнца. Плюс к этому целые гряды репы и сельдерея, капусты кочанной и кормовой, салата-латука, шпината. На огородах также росли и вика, и репчатый лук, и морковь, и редис и разнообразные целебные травы, например белена.
Некоторые поля стояли пустыми: их трава шла на сено. На прочих паслись овцы и крупный рогатый скот. Пара ягнят бодалась друг с другом.
— Ну прямо бароны, — пробормотал Джерин себе под нос.
Крестьяне, как всегда, усердно трудились: или выпалывали сорняки, как Безант, или, чтобы животные не разбегались, чинили деревянные ограждения загонов, или плотней укладывали солому на крышах, чтобы те хорошо оберегали их от дождя. Короче говоря, занимались бесчисленным рядом работ, без которых деревня не могла бы существовать. Джерин остановился поговорить с несколькими крепостными. Большинство из них всем были довольны. По сравнению с другими лордами их господин был довольно мягок, и они это понимали.
В деревне он провел больше времени, чем намеревался. Солнце уже приближалось к верхушкам деревьев, когда он двинулся в обратный путь к Лисьей крепости. «Нет, сегодня Безант уж точно не станет трубить в рог раньше положенного, учитывая, как долго я пробыл в деревне, — подумал он. — Посмотрим, что будет завтра».
Когда он вернулся в замок, повара наперебой стали ему расхваливать Отиса, сына Энджлерса, залатавшего им полдюжины горшков. Лис одобрительно кивнул. Несмотря на хорошую выручку от продажи украшений (за которые заплатил Вэн), ювелир не забыл о втором своем ремесле и выполнил обещанную работу. Увидев Отиса, Джерин пригласил его остаться на ужин и переночевать в главной зале. Судя по тому, как опрятный человечек расплылся в улыбке, он этого приглашения ожидал.
В главной зале Тассило прилаживал новую струну к своей лютне: он то и дело щипал ее, проверяя на звук. Дарен наблюдал за ним, восторженно вытаращив глаза.
— Я тоже хочу этому научиться, папа!
— Может, когда-нибудь и научишься, — ответил Джерин.
Где-то в замке хранилась лютня его детских лет. Ему так и не удалось ее освоить, но кто знает, вдруг у сына получится?
После ужина Тассило продемонстрировал свое мастерство.
— В честь хозяина дома, — объявил он, — я спою вам балладу о доблестном Джерине и о той жуткой ночи, когда все луны стали полными.
Взяв первый аккорд, протяжный и громкий, он запел.
Джерин, переживший ночь оборотней пять лет назад, с трудом узнавал ее, слушая менестреля. Причиной чему в основном было то, что Тассило писал балладу не сам по себе, а с оглядкой на Лекапеноса, великого ситонийского эпического поэта.
Поэтому, как и Лекапенос, Тассило к основной части своего произведения присовокупил массу отрывков из старых баллад, подчас просто притягивая их за уши (например, руководствуясь сходством стихотворных размеров). Лис упоминался в поэме исключительно как «доблестный Джерин», и он к этому очень скоро привык. Этот расхожий прием избавлял Тассило, как и других сочинителей эпических песен, от необходимости каждый раз снабжать героев баллады новыми эпитетами.
Многое из того, что пел менестрель, было знакомо Джерину с малых лет и никак не вязалось с заявленной темой. Описания битв с трокмуа возвращали слушателей во времена их отцов, а порой даже и дедов. Но в принципе это не нарушало заведенной традиции. Главное заключалось в умении менестреля гладко соединять плохо стыкующиеся части поэмы, а вовсе не в том, чтобы соблюдать какую-то логику или придерживаться реальных фактов.