Выбрать главу

Я велел соорудить храм, посвященный императрице, о чем говорит надпись на нем, близ той скалы, что неподалеку от скалы Ифигении, и алтарь дружбы, посвященный князю Потемкину, посреди прекраснейших и самых могучих фруктовых деревьев, какие я когда-либо видел, и на берегу моря, где сливаются все горные потоки. Сей небольшой участок земли, дарованный мне императрицей, называется Партеница, или Девственный мыс; здесь проживает пятьдесят шесть татарских семейств, вовсе не таких татар, как богини и цари, требовавшие, как известно, жестоких жертв. Не знаю более прелестного места; я мог бы сказать:

Вот так же на брегах Идалии счастливой Европа с Азией встречались всем на диво[290].

Ибо здесь видны горы Анатолии. Весьма необычно то, что именно на берегах Черного моря, спокойно живя среди неверных, я узнал, что верноподданные Австрийского дома восстали на берегах океана. Не ожидал, что для меня будет безопаснее на моих землях на берегу Понта Эвксинского, нежели на землях Фландрии.

Будьте добры передать сей пакет по указанному адресу и принять уверения в совершенном почтении, каковое я питаю к Вам наряду со всеми, кто с Вами знаком или слышал о Вас, так же, как я разделяю с Вашими друзьями нежную привязанность, внушенную Вами, и, выражая Вам оную, имею честь

Подпись: Принц де Линь.

Принц де Линь Ф. М. Гримму, Москва, 3 июля 1787 г. (н. ст.)[291]

Нынче прошло два месяца с тех пор, как мы выехали из Киева, и мы все прибыли сюда в добром здравии после занимательнейшего, самого триумфального и великолепнейшего путешествия из всех когда-либо совершенных, не испытав ни малейшей неприятности и не подвергшись никакой беде. Не могу удержаться и не сказать, что газеты, благосклонно нами занимавшиеся, нас весьма повеселили. Дабы успокоить стольких доброжелателей России, скажу им, что после прелестного плавания по Борисфену мы обнаружили порты, армию и флот в самом блистательном состоянии; что Херсон и Севастополь превосходят все, что можно о них сказать, и что каждый день был отмечен каким-нибудь важным событием; то это были маневры семидесяти эскадронов регулярных и великолепных войск, превосходно атаковавших строем; то взметающие пыль казаки, упражняющиеся вокруг нас на свой манер; то китайские татары, некогда изменившие своему хану Сахин-Гирею[292], который хотел заставить их вступить в военную службу, и сами составившие полки с предложением императрице взять их под свое начало. Пустынные пространства, по коим мы проезжали в течение двух-трех дней, те места, откуда Ее Императорское Величество изгнало ногайских и запорожских татар, которые всего десять лет тому назад опустошали империю или угрожали ей, были во время ужина и отхода ко сну украшены великолепными палатками, и эти лагеря азиатской пышности на воде и на земле, имевшие вид празднества, которое следовало за нами повсюду, представляли собой самое воинственное зрелище.

Пусть сии пустыни не слишком тревожат доброжелателей, подобных газетчикам Нижнего Рейна, Лейдена, «Вестника Европы»[293] и т. д., вскоре их покроют всходы семян, леса и села; здесь уже построены военные поселения, где теперь вместо солдат будут жить крестьяне, привлеченные плодородной почвой. Если эти господа узнают, что в каждом губернском городе императрица оставила подарки на более чем сто тысяч экю, и что каждый день был отмечен дарами, балами, фейерверками и иллюминацией на два или три лье кругом, то их, возможно, станут беспокоить финансы империи. К сожалению, состояние финансов — самое цветущее, и национальный банк под управлением графа Андрея Шувалова, одного из самых умных и образованных людей, неиссякаемый источник для государыни и ее подданных, должен сих доброжелателей успокоить. Ежели по причине любви к человечеству они беспокоятся о счастье сих подданных, то пусть знают, что они рабы только затем, дабы не причинять зла ни себе, ни другим, но при этом вольны обогащаться, что они зачастую и делают, о чем свидетельствуют богатые костюмы жителей в тех областях, по коим мы проезжали. Что касается иностранных дел, то пусть доброжелатели положатся на саму императрицу; во время путешествия она каждый день работала, по утрам с графом Безбородко, весьма заслуженным министром[294]; и кроме того, пусть узнают, что князь Потемкин, редкостный гений, человек широкого ума, со всеохватным взором, в совершенстве содействует намерениям императрицы либо предупреждает их в качестве главы военной коллегии и главнокомандующего армиями или управляющего несколькими губерниями. Императрица, которая не боится обвинений в том, что кто-то ею управляет, наделяет его полнотой власти и полностью ему доверяет, как она поступает со всеми, кто ей служит; только творить зло она не позволяет никому. Она оправдывает свою щедрость тем, что раздача денег приносит ей большую прибыль и что ее долг — вознаграждать и поощрять; создание большого количества должностей в провинциях — тем, что это усиливает денежный оборот, создает состояния и заставляет дворян жить там вместо того, чтобы толпиться в Петербурге и Москве; строительство двухсот тридцати семи каменных городов — тем, что построенные из дерева села, часто горевшие, дорого ей стоили; создание великолепного флота на Черном море — тем, что Петр I весьма любил флотилии. Вот так она всегда находит скромные извинения за те великие дела, кои вершит. Невозможно вообразить счастье тех, кто следовал за ней. Утром мы проезжали пятнадцать лье; к обеду останавливались в маленьком красивом деревянном дворце, а к ужину — в другом; затем — еще пятнадцать лье, и для ночлега — еще один дворец обширнее, красивее и превосходно обставленный, если не губернский город, где у генерал-губернаторов великолепные каменные особняки с колоннадами и всяческими украшениями. Во всех городах начиная с Кременчуга, Курска, Орла и вплоть до сих мест имеются очень богатые купцы и бурная торговля, а также поразительное население, боготворящее императрицу. Его исчисляют по количеству лиц мужского пола, о чем иногда сообщается в печати, в то время как в других странах считают всех. Ежели доброжелатели (ибо я пишу только для них) опасаются, что Таврида может оказаться плохим приобретением, то пусть они утешатся, узнав, что после ряда пространств, покинутых татарскими семьями, кои ныне просят дозволения туда вернуться, начинается совершенно благоустроенная область; что горы покрыты великолепными лесами; что морское побережье украшено селами в виде амфитеатра, а все долины засажены виноградниками, гранатами, пальмами, инжиром, абрикосами и всякого рода фруктовыми деревьями и ценными растениями, весьма прибыльными. Наконец я полагаю, что недостаточно того, что мы были весьма счастливы следовать за императрицей и что счастливы также ее подданные, но надобно также, чтобы газетчики и те, кто им поверил, стали счастливы, узнав о лживости их новостей, и были нам навеки обязаны, поскольку мы их успокоили и можем обещать награду в тысячу луи тому, кто докажет ложность хотя бы одного из фактов, приведенных нами здесь из самых чистых побуждений послужить их просвещению, что должно заставить их поверить в то, что, сберегая нашу тысячу луи, мы не столь заботились о сбережении нашего времени.

вернуться

290

Цитата из поэмы Вольтера «Генриада» (1728; Песнь 9).

вернуться

291

Копии в Мюнхенском архиве нет. См. преамбулу; о политическом контексте письма см.: Бильбасов В. А. Князь де Линь в России в 1780 и 1788 гг. // Русская старина. 1892. Т. LXXIII. С. 275–312, 541–573; Т. LXXIV. С. 1–43.

вернуться

292

Шахин Гирей IV, брат Селима Гирея III. В 1771 г., во время русско-турецкой войны, прибыл в Петербург с дипломатической миссией. Благосклонно принятый, он встал на сторону России. Был в 1777–1783 гг. крымским ханом. (см. также прим. 1 на с. 412).

вернуться

293

Франко-британский еженедельник либеральной ориентации, публиковавшийся в 1776–1796 гг.

вернуться

294

Александр Андреевич Безбородко (1747–1799), граф с 1784 г., князь с 1797 г., государственный секретарь (1775–1796), канцлер (1797–1799).