Мартус фыркнул, тихо, чтобы не заметили. Мартуса назначили в тяжелую кавалерию, его ждало звание рыцаря-генерала, командующего элитными войсками Красной Марки. Красная Королева в припадке безумия пять лет назад уничтожила эти войска. Века традиций, чести и совершенства оказались растоптаны по капризу старухи. Теперь всем нам, как простым солдатам, предстояло бежать в бой пешком, рыть окопы, бесконечно совершая механические действия, с которыми способен справиться любой крестьянин и которые равняют принца с поваренком.
— …сильнейшего врага. Время отложить мысли о пустом завоевании и…
Я поднял глаза из глубин отвращения и увидел, что бабушка все еще вещает о войне. Не то чтобы меня уж очень волновали вопросы чести, весь этот рыцарский бред тянет вниз, и любой разумный человек сбрасывает его, едва понадобится бежать, — но дело же в облике, в форме. Быть в одном из трех кавалерийских корпусов, при шпорах, держать на городских задворках трех скакунов — с незапамятных времен на это имели право по рождению молодые дворяне. Черт, я хотел в армию. Хотел иметь допуск в офицерские конюшни, травить байки за прокуренным столом в Конарфе и разъезжать по Королевской дороге под знаменами Красного копья или Железного копыта, с длинными волосами и щетинистыми усами кавалериста, на добром жеребце. Десятый в очереди к трону без труда попадет в приличное количество спален, а если к тому же на парне красный плащ кавалериста Красной Марки и ногами он сжимает бока боевого коня, редкая благородная дама не раздвинет свои ноги, когда он ей улыбнется.
Краем глаза я заметил, как женщина с бельмом пошевелилась, разрушила мои грезы и выкинула из моей головы все мысли о езде любого рода.
— …сжечь всех мертвецов. Кремация должна быть обязательна в равной мере для благородных и простолюдинов, и будь проклято любое отклонение от того, что Рим…
Опять начинается! Старая карга уже год изводит нас этими похоронными ритуалами. Можно подумать, людей моего возраста волнует подобное! Она свихнулась на моряцких байках, страшилках с Затонувших островов, бормотании грязных пьянчуг с Топей Кена. Людей уже зарывали в землю в цепях — доброе железо тратили на всякие предрассудки, — а теперь и цепей недостаточно? Тела надо сжигать? Ну что ж, церкви это не понравится. Это помешает их планам на Судный день, когда мы типа все восстанем из могил в едином грязном объятии. Но кому какая разница, право же? Я смотрел, как рассветные лучи скользят по стене высоко надо мной, и пытался представить Лизу, какой я оставил ее, облаченную лишь в свет и тени.
Удар камергерского посоха по плитам пола заставил меня вздрогнуть. Ночью я толком не спал, а утро выдалось не из легких. Если бы меня не поймали в метре от двери собственной спальни, я бы спокойно проспал до обеда и смотрел бы тот сон, который упорно прерывала бабушка, да еще и в лучшем варианте.
— Приведите свидетеля!
У камергера был такой голос, что в его исполнении и смертный приговор показался бы скучным.
Вошли четыре гвардейца, ведя воина-нубанца, высокого, покрытого шрамами, скованного по рукам и ногам. Цепи были пропущены в кольцо, висевшее у него на поясе. Мне стало любопытно. Я потратил большую часть юности на ставки на кулачных боях в Латинском квартале и намеревался и впредь не изменять этой привычке, сколько бы мне ни было отпущено. Меня неизменно радовали славная драка и доброе кровопролитие, покуда это не мой нос расквашен и не моя кровь проливается. Притон Гордо, или «Кровавые ямы» на улице Торговцев, предоставлял бесчисленные возможности для ставок, а рисковал ты лишь тем, что носки твоих сапог может замарать чужая кровь. В последнее время я даже сам приводил бойцов — многообещающих ребят, выкупленных с работорговых судов из Марока. Никто, правда, не продержался больше двух раундов, но даже проигрыш окупается, если знать, на кого ставить. В любом случае нубанец казался крепким малым. Возможно, благодаря ему Мэрес Аллус наконец отвяжется от меня, прекратит требовать, чтобы я рассчитался за давнишнюю выпивку и уже оттраханных девок.
Тощий полукровка, облик которого украшали выбитые зубы, шел за нубанцем, дабы перевести его бормотание. Камергер задал пару вопросов, и тот ответил обычным бредом про мертвецов, восстающих из пустынь Африка, правда, на этот раз увеличил количество воскресших до небольшого легиона. Несомненно, он надеялся, что если байка окажется достаточно занятной, его освободят. Ну и расстарался, даже пару джиннов приплел, хоть и не тех жизнерадостных типчиков в атласных шароварах, готовых исполнить любое желание. В финале меня потянуло на аплодисменты, но по лицу бабушки я понял, что лучше сдержаться.