Скоро придет и отец Фелны, прислал письмо. Скорее всего разговор будет примерно таким же…
***
Нашел не сразу. Даже извозчики не знали, где это чертово поместье. Но все-таки нашел. И…не обрадовался. Стена — пять метров высотой! Или семь? Да хрен ее знает, главное — не заберешься. Гладкая, как гранитная скала. Наверху — железные прутья, неприятные такие на вид. Полезешь, тут и хренец тебе.
Извозчика отпускать не стал — отсюда потом переться замучаешься пешкодралом. Извозчик попался так себе — из пролетки воняет какой-то кислятиной, будто наблевали, да потом плохо вытерли. Лошадь пердит на ходу — ну сущая газовая скважина! Кстати — извозчик от нее не отстает, да еще и крякает при этом, скотина. В общем — все удовольствия средневековья. Однако лучше плохо ехать, чем хорошо идти — чеканная истина, это еще Ленин говорил. Или Козьма Прутков? Нет? Но тогда Заратустра — это точно!
Я постучал в ворота, даже побил в них ногами — абсолютно безуспешно, как и предупреждала Анна. Люди закрыли себя в этом огромном поместье-склепе и не хотят видеть мир. И я их, между прочим, очень даже понимаю.
В воротах нет ни одной щели, через которую можно было бы просунуть письмо. Но я что-то подобное и предполагал, потому озаботился «спецсредствами». Хотя — что значит «предполагал»? Анна мне все популярно рассказала, вплоть до мельчайших подробностей. Потому — никаких иллюзий у меня не имеется.
Обхожу дом по периметру…вернее прохожу вдоль стены метров пятьдесят, прикидываю расстояние, взвешиваю на руке каменюку, заранее обвязанную бечевкой (пришлось на кухне просить бечевку), размахиваюсь, и…фррр! Снаряд отправляется в воздух. Впереди камень, за ним — бечевка, обвязывающая конверт из толстой, непромокаемой бумаги. Даже если найдут не сразу, если пойдет дождь — письму ничего не сделается.
Готово! Теперь со спокойной совестью можно ехать дальше. Есть хочется ужасно, я ведь обед пропустил. Так что…
— Давай в трактир. «Зеленый сад» знаешь? Вот! Туда давай!
Лошадь дернулась после хлопка кнута, и я невольно вздрогнул, предвкушая, что такой вот кнут скоро погуляет по моей спине. Потом залечу раны, конечно, но…брр…как вспомню спину девчонки — аж колбасит.
Очередной «выхлоп» лошадки заставил меня оставить свои упаднические мысли и сосредоточиться на другой проблеме — можно ли с помощью магии оградить себя от неприятных запахов. А через минуту подумалось о том, как навести иллюзию на дерьмо, падающее из лошади — пусть бы оно выглядело фиалками? И пахло так же! Выходишь на улицу — а там вся мостовая в фиалках! Красота! Не жизнь, а именины сердца…
***
День…два…неделя…месяц…год… Годы идут, как один день. День — длится как год.
Женщина медленно протянула руку, погладила цветок — белый, с желтыми и синими крапинками внутри. Он издавал тонкий, свежий запах, который усиливался к ночи. Женщина считала, что этот запах слишком резок для ночи, и если посадить эти цветы возле открытого окна спальни — точно не уснешь. Однако дочке очень нравились эти цветы, и теперь они росли везде — у окна ее спальни, у пруда, в котором медленно и важно плавали огромные цветастые рыбы. Дочка знала их всех, и называла по именам. Эти рыбы долго живут, очень долго! Иногда — переживают своих хозяев…
Медленно, с натугой встала, услышав, как захрустели суставы. Она была еще стройна, и силы не совсем ее оставили. Предки дали женщине красоту и запас телесной прочности, но…годы берут свое. Волосы будто пересыпаны мукой, глубокие морщины залегли на лбу. И только глаза…будто у молодой девчонки — ясные, красивые.
Анна родилась, когда женщине было двадцать пять лет. Это нормально для потомственных аристократов — вначале учение, потом служба Империи, а уж потом — личные дела. Пока не отслужишь — ни замуж сходить, ни беременеть нельзя.