Мужчина встал со скамейки и погладил голову каменной девушки, он не проронил ни слезы, глаза его блестели сухим огнем. Слезы уже выплаканы, остались только грусть и надежда.
Они молча посидели еще полчаса, прижавшись друг к другу. Потом мужчина мягко поднял женщину, взяв ее под руку, и они пошли по дорожке не оглядываясь. Тени прежних себя.
Мужчина ушел в дом, а женщина стала рыхлить землю в мраморной клумбе, держа в руке специальный инструмент садовника — маленькие грабли с тремя зубцами. Только в отличие от обычных грабелек, инструмент этот был очень высокого качества, с ручкой, инкрустированной перламутром. Женщина любила возиться в саду, бесконечно рассаживая и пересаживая цветы. Дочка любила цветы.
— Госпожа! Госпожа, простите… — тихий голос садовника, старого слуги, заставил ее отвлечься от своих мыслей. Сейчас она думала о том, что на следующей картине изобразит дочку сидящей на коне — грозной воительницей, которая сражается с толпой разбойников. Дочка вся в отца — сильная, ловкая, умелая! Она в Академии была лучшим бойцом среди девушек! А возможно и среди мужчин. Просто не все мужчины соглашаются драться с девушкой. Выиграешь — «Как тебе не стыдно, девушку побил?!» Проиграешь — «Ага, у девушки выиграл! И не стыдно, с девушкой-то? Легкой добычи захотел?!» Дочка смеялась, когда об этом рассказывала.
— Что тебе, Кассин?
Слуга работал у них долго, очень долго. Еще до рождения дочки. Вначале он был рабом, купленным на рынке, потом его отпустили на свободу, но он остался в семье. Женщина доверяла ему практически бесконечно. Впрочем — как и всем слугам, оставшимся в поместье. Всем пятерым.
— Письмо, госпожа! Письмо!
— Какое письмо? — нахмурилась женщина — Я же сказала, никаких писем! Ты разве не в курсе? Никаких людей, никаких писем! Нас нет! Мы умерли для мира!
— Письмо перебросили через забор. Привязали камень, и перебросили — так же тихо сказал слуга, за долгие годы отвыкший говорить громко в семье, в которой навсегда поселился траур.
— И что? Выбрось его! — резче, чем обычно потребовала женщина — Опять небось родственнички суют свое рыло. УзнаЮт, сдохли мы, или еще нет. В печь! В печь эту дрянь!
— Госпожа…посмотрите на конверт! — мужчина с поклоном подал письмо женщине.
Женщина недовольно повернулась, и…едва не ахнула, зажала ладонью рот. На конверте была нарисована смешная рожица — эдакая залихватская, ироничная, глазастая. Так дочка подписывала свои письма из Академии. Шалунья — еще та!
— Как это?! Что это?! Открой! — повелительно сказала женщина, истала вытирать руки о полотенце, висящее рядом, на перилах террасы.
Садовник аккуратно надорвал конверт с самого края, заглянул внутрь, и уже смелее стал рвать. Потряс конверт, и оттуда выпал листок, и еще один конверт — небольшой, в два раза меньше, чем первый. И на нем тоже была нарисована рожица. И написано: «Прежде чем распечатать, прочитайте листок!»
Женщина развернула небольшой лист, и прочитала:
Два крыла принесли
с неба дочку
в наш дом,
И в сердцах растворились, —
твоем и моем.
Два крыла защищали Ее, берегли,
Но от смерти спасти
Не смогли. Не смогли.
Два крыла этих мы
Сохраним, не вернем,
— Чтобы дочь не смогла
Вдруг покинуть наш дом.
Не отпустим ее,
Будет с нами она,
Пока в сердце твоем
И моем — два крыла.
Женщина охнула, опустила руку с листком, из глаз ее покатились слезы. Пальцы разжались, и листок кружась упал на дорожку. Садовник нагнулся, поднял его, посмотрел на плачущую хозяйку, прочитал, нахмурился:
— Стихотворение. Кто-то вспомнил про день рождения вашей дочки? Но почему он хочет, чтобы вы достали куколку? Откуда достали?
— Что?! — женщина встрепенулась, она вспомнила, что не дочитала письмо. Пробежала глазами строчки стиха, попустила взгляд ниже, и прочла:
«Посмотрите на почерк. И достаньте куколку, которая лежит в тайнике, под кроватью Анны. Держите ее наготове. И теперь — прочтите то, что во втором конверте».