Харлол еще мгновение полежал на полу, простертый между Динхой и волшебником. Наконец, пробормотав: «Слушаюсь, мой господин», он поднялся на ноги:
— С благословения Динхи предлагаю и свое боевое искусство, и собственную храбрость на службу великому императору — готов отдать жизнь за его свободу и безопасность.
Льешо отметил про себя, что титул великого императора — это уж чересчур, даже если учесть то почтение, которое внушила молодому сопернику воинская доблесть Шу. В то же время принц понимал, что необходимо принимать любую возможную помощь, тем более что он уже успел привыкнуть к обществу ташека. Поэтому лучше и не заводить речь о нападении на Адара, с которого все и началось.
Однако оказалось, что Динха имеет на пустынника собственные виды.
— Ты с такой легкостью покидаешь свой пост? — поинтересовалась она.
Харлол покраснел.
— Но, Динха!..
Взгляд его выражал мольбу, просьбу отпустить с ржавого крючка, однако Динха не пожелала пойти навстречу.
— Продолжай выполнять то дело, которое начал, — строго велела она, — и оно приведет к осуществлению предначертания. Именно так.
Льешо не совсем понял суть этого глубокомысленного замечания, однако оно вполне убедило Харлола — молодой человек с прежним энтузиазмом отправился на свой пост.
После того, как вопрос об ошибочном нападении на Шу был выяснен, Льюка протянул руку — ладонью вверх — в знак всеобщего мира и спокойствия.
— Я уверен, что бандиты не посмеют нанести своим узникам вред, — заявил он, хотя в его голосе сквозило сомнение. — Какую бы линию поведения они ни избрали, остается возможность переговоров.
— Но они уже ранили императора.
Никто даже не поинтересовался, откуда Льешо это знает. Динха вовсе не удивилась. Тут раздался возглас разочарования и боли — он принадлежал Балару. Не в силах удержаться на ногах от угрызений совести, принц опустился на колени.
— Я ничего не знал, — шептал он, не желая привлекать к себе внимание и в то же время не в силах выдержать обрушившуюся боль. — Мы совершили ужасную ошибку…
— Неужели ты думаешь, дитя, что драгоценную компанию императоров и принцев смогло бы спасти присутствие одного-единственного мальчика, если ее не сумели защитить даже боги?
Динха произнесла эти слова, обращаясь к Хабибе, но предназначены они были, конечно, всем присутствующим. Она не спускала с волшебника взгляда до тех пор, пока он наконец не уступил ее логике.
— Нет, Динха.
Волшебник подобно Харлолу пытался взвалить на свои плечи даже то, в чем вовсе не был виноват.
— И разве не сама покровительствующая юному принцу Богиня послала к нему приближенного, садовника Свина, чтобы тот привел нашего спасителя к святому источнику Акенба-да? Разве Свин не вручил юноше потерянную Богиней черную жемчужину из ожерелья как подтверждение испытания и обязательства освободить от врагов Великой Богини родную страну и даже врата Небесного царства?
— Именно так, Динха.
Льешо украдкой взглянул на Каду — воительница наблюдала за отцом, словно притаившаяся кобра. Хабиба уронил слезу:
— Но моя госпожа претерпела такие потери…
— Твоя госпожа — покровительница войн и собирает лишь тот урожай, который сеет на чужих полях. Мальчик, которого ты пытаешься обвинить во всех бедах, пострадал от замыслов ее сиятельства, и все же ты возлагаешь бремя ее потерь именно на него?
— Нет, Динха.
Хабиба вздохнул, словно давая волю давно подавляемому, не уходящему гневу.
Льешо думал, что ему будет приятно увидеть унижение могущественного мага, но сейчас оказалось, что сила приносит уверенность и спокойствие. Действительно, если бы Хабибу можно было поставить на место, как любого другого человека, разве смог бы он защитить и от мастера Марко, и от полчищ гарнов? Льешо слишком хорошо помнил, как лежал поверженный мастер Яке, растративший в битве всю свою силу и тактическое мастерство. Неужели теперь ему предстоит потерять еще одного защитника?
— Прости, мой принц.
— Прощаю. Однако нам важно освободить товарищей до того, как мастер Марко или его приспешники успеют нанести им вред.
Хабиба обычно обращался с Льешо как с юношей-учеником, солдатом-подчиненным, а порой даже как с причиняющим неудобства ребенком. Никогда раньше волшебник не проявлял уважения к титулу. Принц обнаружил, что подобная перемена его взволновала. Уж если Хабиба обращается к нему за руководящими указаниями, значит, дела обстоят хуже, чем он полагал.
— Ты сейчас рассуждаешь не слишком здраво, брат. Нельзя ради спасения императора Шана рисковать жизнью и возложенным на тебя испытанием. Он имеет в своем распоряжении солдат и может положиться на помощь богов — они о нем позаботятся. Тебе же предстоят иные дела. Нам потребуется твоя помощь, когда придет время освобождать родной народ. Сама Великая Богиня надеется на младшего из семи братьев.
Слова Льюки вовсе не показались странными, хотя это и не означало, что юноша предпочитал войну всем другим возможным решениям проблем. Однако сейчас, когда Льешо попытался объяснить строптивому брату, почему он не может пересидеть надвигающуюся бурю в сторонке, голос его дрожал.
— Но ведь время пришло, и другие дела требуют немедленного внимания. Если Шан падет от рук мастера Марко, что случится со всеми нами?
Принц сделал жест в направлении собравшихся, показывая, что имеет в виду не только Фибию, но и Акенбад, и прорицателей пустыни Гансау.
— Если мы хотим иметь хотя бы небольшую надежду на победу над гарнами, нам просто необходим сильный Шан.
Льешо ни слова не произнес об осаждающих Небесные Врата демонах. Он считал, что Льюка еще просто не готов услышать подобную новость.
Хабиба согласился:
— Марко придется бороться не на жизнь, а на смерть со всякой способной противостоять ему силой. Льешо занимает в списке целей верхнюю строчку. Я тоже там числюсь, а Акенбад скоро будет внесен, если до сих пор туда не попал. Вмешавшись в ход событий в Дарнэге, прорицатели поставили себя под удар.
— Раз я их в это впутал, то должен сделать все возможное, чтобы помочь освободиться. — Льешо пожал плечами. Все было понятно без слов, однако следовало высказать мысли вслух — ради Льюки. — Не объединив усилия, мы не можем чувствовать себя в безопасности — никто из нас.
Конечно, Льешо ни словом не обмолвился о муках пленников, которые так ясно представали в его сновидениях.
Впрочем, вполне можно было подозревать, что Динха и так обо всем знает. Она осторожно дотронулась указательным пальцем до тыльной стороны ладони Льюки, будто стремясь напомнить ему о чем-то известном так давно, что знание даже потеряло остроту.
— Ты не можешь вернуться в прошлое и избавить от страданий того маленького мальчика, который там существовал, — невозможно вернуть ему ни разоренную родину, ни разрушенный дом, ни убитых родителей. Равно как свернуть Долгий Путь и стереть годы рабства. Ну а теперь юный принц Фибии превратился в орудие богов, а тебе остается лишь любить его и искать собственное место в его орбите.
Льешо прекрасно понял, что Динха говорит о нем самом, однако смысла высказанного брату упрека он не уловил. Ясно было только, что она приказывает ему признать полную свободу младшего брата. Льюке тирада не понравилась, однако он склонил голову в знак покорности той воле, которая не приносила радости и Балару. Зато Собачьи Уши сиял удовлетворением, не подходящим простому музыканту. С самого начала не оставалось сомнений, что карлик выполняет и иные функции, однако сейчас вдруг вспомнилась причина тревоги. Впрочем, думать об этом было некогда — подступали более неотложные проблемы. Например, необходимость плана действий.
— Когда мы тронемся в путь?
— Лошади измучены, — ответила Каду, — да и пришедшие с нами воины устали.
— И сам Льешо нуждается в отдыхе, — поддержала Динха.
— Значит, до заката будем отдыхать, а с восходом Великой Луны Лан выйдем, — принял решение Хабиба.
Коротким жестом призвав служанку, Динха вежливо простилась с гостями:
— Ваша комната — в пещере учеников. Балар знает, где это. Он проводит.