И если не вернется, что он будет делать с ее дурацкой обезьяной?
Хабиба поставил воинов в одну линию вдоль холмов, у подножия которых гарны разбили свой лагерь. Стоя между Бикси и Харлолом, Льешо ожидал сигнала Хабибы. Солнце отчаянно припекало спину. Оно должно было участвовать в атаке: гарны находились в двойне невыгодном положении, так как им предстояло отразить неожиданное нападение с тыла, да еще и со стороны солнца. Скоро из ослепительно яркого света на карателей набросятся отчаянно вопящие тени, и прежде чем те успеют хоть что-то сообразить, разобьют их в пух и прах.
Братья, умеющие искусно защищаться, но совсем не владеющие боевыми искусствами, отправились туда, где поспокойнее, — к поклаже, конюхам и сторожам. Им очень хотелось забрать с собой и Льешо — чтобы тот смог переждать битву в безопасности. Однако юноша отказался, причем выражения для отказа выбрал такие, что привыкший утолять гнев молитвой Льюка пришел в ужас. Странным казалось то, что со старшими принцами согласился и Хабиба; по дороге пришлось вступить в спор и с ним.
— Ситуация решительно изменилась, — заметил маг. — Сейчас нам уже нет необходимости выставлять тебя на самое видное место в качестве приманки для Марко. Нападая на Акенбад, он знал, где ты находишься; знал и то, что каратели тебя так и не схватили, как считали они сами. Цу-тан, однако, донес, что захвачены ценные заложники. Так что разумнее будет склонить Марко к переговорам, а не предлагать себя в качестве награды за бой.
— И что же, ты готов вести такие переговоры? Готов обменять свергнутого принца на переодетого простым купцом бродягу-императора?
Льешо окинул Хабибу долгим внимательным взглядом. Сам собой возник вопрос: если вдруг назреет внутренний конфликт, не окажется ли волшебник госпожи Сьен Ма таким же опасным и сильным врагом, как мастер Марко?
Хабиба моментально понял мысли юноши и движением руки решительно отмел все вопросы. Льешо воспринял жест как положительный ответ и в то же время недовольство волшебника поднятой темой. Он воспринял ее как еще одно напоминание о близости магии отступника мастера Марко его собственной, если не учитывать те особенности, которые Хабиба пытался объяснить в дороге. Что такое верность? А что, если ее границы можно определить именно на примере Хабибы? Она, несомненно, гораздо значительнее, чем можно было предположить. Но и посвящена она смертной богине войны, а не императору Шана и не фибскому принцу. Об этом тоже стоило подумать.
Маг, впрочем, вовсе не перестал говорить только потому, что Льешо ощутил кризис доверия.
— Марко как раз и ожидает твоего выступления вместе с посланными освобождать пленников отрядами. Он и так уже поймал крупную рыбу — Шу. Так что предоставлять ему еще один шанс, подсовывая тебя, просто глупо.
— Но ты же учил меня сражаться.
Поверив, что волшебник не обменяет его на императора, Льешо вновь обрел возможность распоряжаться собственной жизнью. Он выбирал жизнь и свободу, но в то же время ощущал меру того, что способен за них отдать.
— Вокруг императора Шу стоят и рушатся миры, но, как ты верно заметил, у меня есть братья. И если со мной что-нибудь случится, каждый из них сможет занять мое место во дворце Солнца.
— Ты сам не понимаешь, насколько ценна твоя жизнь, — заговорил Хабиба, но тут же замолчал, словно боясь открыть собственные мысли.
— Не ожидай, что я смогу прятаться, когда жизни брата и друзей — а к ним относится и император Шу — в опасности.
Льешо поправил лук и дерзко взглянул на генерала, пытаясь взглядом убедить его в собственной непреклонности. Хабиба твердо выдержал взгляд.
— Полагаю, ты готов подчиняться приказам и не рисковать попусту.
Льешо застыл. Да, он знал характер волшебника, однако слова его напомнили, насколько глупо спорить перед решающей битвой. Если начать делить и без того небольшие силы по оси преданности — на людей императора, фибов и преданных Динхе ташеков, — то можно потерять все. А к победе вели лишь единство и преданность одному лидеру.
Если волшебник прикажет, ему придется просидеть всю битву вместе с карликом и обезьяной. Однако можно попытаться отстоять свои позиции еще до приказа, используя при этом и имя императора.
— Шу любит повторять: для того, чтобы осознать опасность, необходимо рисковать.
— Ну разумеется. Мы с тобой прекрасно знаем, до чего его довела такая позиция.
Хабиба раздраженно натянул поводья, и лошадь, вздрогнув, заплясала на месте.
Льешо подождал, пока животное успокоится, и решил продолжать наступление:
— Но ведь он прав, верно?
В отношении пленного, а возможно, уже и мертвого Шу подобное заключение звучало по меньшей мере странно. И все же это вовсе не означало, что принц не прав.
Хабиба бросил на спутника испепеляющий взгляд, но скоро успокоился и лишь страдальчески вздохнул, невнятно пробормотав что-то относительно дурных примеров, которым следует молодежь.
— Могу я надеяться, что ты доверишься стоящей за твоей спиной армии, а не будешь пытаться в одиночку освободить фибских пленников?
— Я солдат, обученный под вашим присмотром, господин, — отчеканил принц.
Недоверие волшебника ранило его в самое сердце, однако требование Хабибы содержало рациональное зерно. Насколько он готов жертвовать собой? Льешо решил не заглядывать под этот камень; куда безопаснее принимать очевидное.
— Ты считаешь, мне позволят это сделать? Справедливый вопрос. Фибы и ташеки образовали вокруг принца целый отряд. Справа и слева, почти вплотную, ехали Харлол и Бикси. Их можно было бы принять за братьев по оружию, если бы не настороженные, напряженные взгляды. Они еще ни разу не воевали вместе, и каждый боялся доверить безопасность принца другому. Но ни тот, ни другой не выпустили бы его из-под своей опеки.
Хабиба решил не тратить попусту время на упрямца и обратился к его самозваным телохранителям.
— Заложников гарнам уже вполне хватает, — предупредил он их, — а народу Фибии достаточно мучеников.
Да уж. Хабиба умел при необходимости привести самый веский аргумент.
— Совершенно верно, господин.
Бикси согласился с излишним, по мнению Льешо, энтузиазмом. Харлол же схватился за рукоятки своих мечей — у ташеков этот жест означал моментальную готовность к бою. Если бы клясться пришлось не в дороге, сидя верхом впереди целой армии, а стоя на земле, то в этом случае полагалось сложить оружие к ногам командира.
Маг благосклонно кивнул, принимая заверения в преданности, и Льешо позволили продолжить путь в боевом порядке. Сейчас, когда решающий момент оказался уже совсем близко, принц признался самому себе, что испугался. Битва всегда немного его пугала — и неудивительно, ведь уже дважды он был ранен, причем один раз в засаде. Правда, принц не слишком запомнил то ранение: благодаря целительнице Маре, матери Карины, он проспал почти до самого выздоровления. В строй он вернулся почти таким же бесстрашным, как и раньше, но с пониманием того, что и он сам может ранить противника, и противник — его.
Однако те раны, которые несколько месяцев назад нанес в битве за имперскую столицу Шан мастер Марко, растерзали крепкое до этого тело Льешо. До сих пор при малейшем перенапряжении юноша начинал ощущать старые шрамы; наверное, так теперь будет всегда, всю жизнь.
В Дарнэге, во время нападения гарнов на убогую гостиницу, Льешо скорее удивился, чем испугался. Ну а потом его стукнули по голове, и он уже просто ничего не помнил. Зато сейчас, стоя на вершине холма в ожидании сигнала к наступлению, принц откровенно испугался, настолько, что страх пересилил разум. В искусно зашитом братом животе происходили дикие драконовские скачки.
С каким трудом Льешо добился позволения участвовать в этой атаке! А сейчас, стоя в боевой линии, он понимал, что на месте его удерживает лишь одно: полная уверенность, что брат Адар не умрет до тех пор, пока Льешо будет пытаться его спасти. Хабиба назвал его дураком. Но сейчас выяснилось, что он к тому же еще и трус.