— Вы учитель?
— Учитель снов? — Есугей задумчиво взглянул на собеседника. — Может быть, немного. Твои учителя сделали тебя правителем. Боги сделали тебя чудом. Но кто же сделает тебя человеком?
— Мне казалось, я уже человек.
Вождь словно не расслышал ответ. Взвешивая каждое слово, он задал следующий вопрос:
— Ты знаешь, как появилось название «гарн»?
Льешо закончил обучение в семь лет, и впоследствии уже никто не удосужился объяснить ему это. А потому он просто покачал головой, ожидая ответа на вопрос от того, кто его задал.
— Название «гарн» придумали ташеки, они же разнесли его по всем караванным дорогам. Слово обозначает дующий над травой ветер и рассказывает не о том, кто мы такие или откуда пришли, а о том, что мы никогда не успокаиваемся и не останавливаемся на одном месте, а постоянно кочуем за стадами. На юге это же название носят улгары, но они не дружат с северными народами.
Об улгарах Льешо слышал и раньше, а потому объяснение его не слишком удивило, хотя он и не думал, что оно окажется настолько простым.
— Это те самые улгары, которые убили моих родителей и сестру, а нас с братьями продали в рабство?
Есугей лишь пожал плечами.
— Не знаю. Улус кланов Кубал никогда не ступает на южную дорогу. Я лишь хочу, чтобы при встрече с Чимбай-ханом ты помнил, что он не разрушал Золотой город.
Наверное, примерно такие же слова сказал бы мастер Ден.
— Я запомню, — пообещал Льешо.
Он хотел узнать что-нибудь еще, но движением головы вождь подозвал одного из своих всадников.
— Вот здесь мы остановимся на ночь, — распорядился он, а потом, обращаясь к всаднику, добавил: — Скажи хану, что мы привезли чужестранца из снов старого Болгая.
Всадник в знак покорности склонил голову и, развернувшись, галопом поскакал в сторону белых юрт.
— Кто такой Болгай? — спросил Льешо.
— Утром ты увидишь его сам.
Вождь позволил своей лошади свернуть к тому месту, где всадники, спешившись, уже ставили маленькую юрту. На вопрос он не ответил, и Льешо не мог понять, что помешало ему это сделать.
Глава двадцать четвертая
Во сне Льешо сидел за низким столиком из красного дерева, под увитой виноградными лозами аркой. Над головой висели истекающие соком пурпурные гроздья. Обстановка совсем не походила на сон. Щеки обвевал напоенный ароматами винограда и жимолости ветерок, а нежные солнечные лучи мерцали в листьях лозы и узоре ажурной арки. Но ведь рядом с лагерем не было ни винограда, ни арок. Справа от принца, разливая по маленьким нефритовым чашам ароматный чай со специями, сидел император Шу, который уже два дня назад отправился в противоположном направлении. Слева же Свин упоенно вдыхал аромат блюда со сливами. Напротив, по другую сторону стола, свернулась кольцом огромная белая кобра: длинное тело ее напоминало плетеное кресло, над которым на длинной шее качалась небольшая изящная голова.
— Это сон? — спросил Льешо.
Он надеялся, что все вокруг — просто странные видения, рожденные в измученном мозгу воспоминаниями, переживаниями и мечтами, однако император в ответ горько рассмеялся.
Впрочем, Свин поднял глаза от блюда и удивленно покачал головой:
— Разумеется, сон, Льешо. Вопрос лишь в том, кому он снится?
— Тебе? — поинтересовался принц.
Странно, но император пристально вглядывался в свою чашу, словцо в волшебный сосуд, в котором можно было найти ответ на вопрос, как он попал сюда — на эту изящную чайную церемонию, хозяйкой которой оказалась белая кобра.
— Нет, не мне.
Свин дал именно тот ответ, которого так боялся Льешо. Кобра уставилась на юношу холодным гипнотизирующим взглядом.
— Льееешшшооо, — прошипела она высоким чистым голосом, который легко было узнать даже в змеином образе.
— Госпожа Сьен Ма.
Льешо склонил голову в знак уважения к смертной богине войны, но в то же время мысленно вознес молитву, прося, чтобы грозная белая красавица оставалась по другую сторону стола. Богиня и в лучшие времена несколько пугала принца, а в нынешней своей форме ввергла его в истинный ужас.
— Пооччеммуутыызздесссь?
Ее сиятельство закачалась над столом гибкими волнами. Острый раздвоенный язык мелькнул возле щеки принца, и он содрогнулся, оцепенев, хотя испуганный внутренний голос побуждал бежать немедленно, как можно быстрее и как можно дальше. Однако змея извивалась слишком близко. Стоит ему пошевелиться, она укусит, и тогда придет страшная смерть. Льешо ясно осознавал это, как и то, что Шу не сможет, а Свин не захочет ее остановить. Так что спасаться бегством не имело смысла, а потому Льешо решил ответить на вопрос:
— Не знаю. Но где это — здесь?
— В моеммм ссснеее. — О!
Льешо уже и сам это понял, хотя догадка вовсе не принесла ему радости. Он вспомнил настоящее лицо богини — бледное, словно змеиная кожа; вспомнил ее волосы — черные, словно безжизненные глаза кобры. Но каков же ее истинный облик, кто она на самом деле — прекрасная женщина или змея из снов?
— И та, и другая. Ни та, ни другая.
Льешо не задал вопрос вслух, он успел лишь подумать. Что ж, прекрасно. Богиня войны — это змея, умеющая читать мысли, а он проник в ее сновидения и вот теперь сидит здесь, замирая от ужаса. А вместо того, чтобы уйти, как подобает приличному человеку, мысленно задает вопросы, на которые вовсе не хочет услышать ответ.
— Ссспрашшивай, — прошипела змея, снова поняв, о чем думает гость.
Интересно, а сможет ли он, Льешо, читать ее мысли? Однако в этот самый миг губ его, словно в шутливом поцелуе, коснулся раздвоенный язык, и принц едва удержался, чтобы не отпрянуть.
— Что случилось с Шу?
Льешо не имел в виду события сна; он спрашивал о плене, после которого император жил в мире ужасов.
Свин ответил печальным взглядом.
— Маг, — коротко произнес он, поедая сливы.
— Яды?
Свин отрицательно покачал головой:
— Нет, на сей раз мастер Марко поступил иначе. Он проник в сон императора и похитил его воспоминания, чтобы понять, куда делся ты.
— Погиб Акенбад.
Льешо посмотрел на императора с плохо скрытым ужасом. Как удалось выжить Шу, если толкователи снов погибли именно от нападения волшебника на их мысли?
И все же императору это удалось. Но вот сейчас и мужество его, и силы сдались перед ядом белой кобры. Госпожа Сьен Ма, в своем змеином обличье, обвила тело императора тугими кольцами. Казалось, Шу не слышит и не видит ничего вокруг — он завороженно поглаживал сухую кожу богини войны, а та извивалась вокруг него, касаясь языком лица то ли с нежностью, то ли с угрозой.
Льешо затаил дыхание, он боялся даже думать о каком-то вооруженном сопротивлении, ибо мысли его моментально становились известными.
— Не убивай его, пожалуйста, не убивай, — молил он, готовый схватить змею голыми руками, лишь бы освободить императора от смертельных объятий.
Но ведь при первом же прикосновении кобра ужалит Льешо, и все будет кончено. Юноша понимал это, а потому сидел неподвижно, надеясь лишь на то, что мольба его будет услышана.
— Ее сиятельство никогда не нанесет Шу вреда, — чавкая, заметил Свин. Потом засунул в рот еще одну сливу и добавил, словно поясняя: — Она его любит.
— А Шу?
Свин пожал плечами:
— Разве может кто-то любить богиню войны сильнее и нежнее, чем солдат?
— Это правда, — прошептал принц в ответ, но в душе усомнился, что простой смертный, пусть даже и император, способен любить богиню войны.
И тем не менее было очень неприятно присутствовать здесь, в этом саду, и наблюдать самую интимную из сцен, узнавая то, что знать совсем не хотелось. Однако послания госпожи Сьен Ма не стоило игнорировать даже во сне.
Словно отвечая на вопрос Льешо, Шу повернул голову и нежно поцеловал змею — в то кольцо, которое лежало на его плече.
Понятно. Значит, это любовь, а вовсе не попытка убийства, как показалось неискушенному взгляду. Больше того, воинские доспехи императора начинали постепенно превращаться в прочный черепаший панцирь, хотя тот этого будто и не замечал.