Лицо леди Беатро искажается, когда она бросает на нее быстрый взгляд.
Это происходит быстро, как сползание маски, прежде чем она сглаживает раздражение и снова заменяет его мягким, привлекательным взглядом, но осознание этого покалывает меня по позвоночнику, и мой интерес подскакивает.
Этот интерес возрастает, когда она останавливается перед моим братом и делает низкий реверанс, прежде чем занять место рядом с ним, его глаза сверкают, а губы изгибаются вверх, когда он рассматривает ее.
Она ему нравится.
Выпрямившись у затемненной стены, я двигаюсь на свет, толпа расступается передо мной так же, как и перед ней, только на этот раз это сопровождается прерывистым дыханием и шепотом.
Люди обходят меня стороной, потому что беспокоятся о том, что случится, если они этого не сделают.
Слухи о принце со шрамом ходят по всему королевству, и хотя большинство из них сфабрикованы, в некоторых есть хотя бы намек на правду, и я обнаружил, что чем больше они меня боятся, тем меньше смотрят.
И, по крайней мере, на данный момент, мне это нравится.
Когда я подхожу к помосту, лицо моего брата теряет своё прежнее веселье, и я знаю каждой фиброй своего существа, что это потому, что он не ожидал меня здесь увидеть. Потому что, несмотря на то, что люди настороженно смотрят в мою сторону, это все равно моя сторона, а не его.
Я сажусь в бархатное кресло с высокой спинкой рядом с ним, опускаюсь в сиденье и скрещиваю лодыжку на колене, напуская на себя вид скуки.
— Тристан, не ожидал тебя здесь увидеть. Пришел познакомиться со своей будущей королевой? — говорит Майкл, жестом указывая на леди Беатро, сидящую по другую сторону от него.
Я оглядываюсь, и что-то сжимается в моем нутре, когда я встречаюсь с ней взглядом. Потянувшись через колени брата, я протягиваю ладонь, левая сторона моего рта приподнимается. Неприлично наклоняться через колени короля, чтобы поддержать разговор, и часть меня удивлена, что Майкл не пресек это. Но, конечно же, это привлекло бы неправильное внимание к нему. Нельзя устраивать сцены на публике. Это плохо сочетается с его харизмой.
Она долго смотрит на мою протянутую руку, прежде чем вложить свои пальцы в мои. В моей груди мелькает удивление, когда я подношу ее ладонь к своим губам и нежно целую тыльную сторону.
— Привет, дорогая сестра.
Майкл насмехается.
— Не отпугивай девушку, пока она не прожила здесь и двух недель.
— Сара, — шепчет она, игнорируя слова моего брата.
Я вздергиваю бровь.
— Зовите меня Сарой. В конце концов, мы скоро станем семьей.
На ее лице появляется приятная улыбка, но она не достигает ее глаз, и это только усиливает мое любопытство.
— Не тратьте свое дыхание на то, чтобы быть сердечной с Тристаном, милая, — говорит Майкл. — Он скоро исчезнет в той канаве, в которой любит играть, и даже не вспомнит, что встречался с тобой.
Моя челюсть сжимается, гнев бурлит, проникая в кровь и обжигая вены.
Сара наклоняется, верхняя половина ее тела почти полностью лежит на коленях Майкла, а ее мутно-коричневый взгляд впивается в мой.
— Вы делаете мне больно.
Опустив взгляд, я понимаю, что все еще держу ее руку, мои пальцы сжались вокруг её до побелевших костяшек. Я бросаю ее ладонь.
— Правда? — я ухмыляюсь. — Так легко?
Ее глаза сужаются.
— Достаточно, — шипит Майкл.
Я хихикаю, откидываюсь в кресле и переключаю свое внимание на приёме. Опираясь локтем на подлокотник кресла, я потираю пальцами челюсть, многодневная щетина грубо царапает кожу.
Леди Беатро заводит разговор с моим братом, болтая на самые скучные темы: погода в Сильве по сравнению с здешней, как ей нравится ездить в автомобиле, и планирует ли она посетить мессу в воскресенье утром с ним или придет со своими дамами.
Я слушаю их разговор одним ухом, и мое сердце начинает биться в груди, когда я замечаю темную фигуру в дальнем углу зала.
Эдвард гордо стоит в нескольких метрах от меня, его рука на поясе, его одеяние украшено черным и золотым цветом нашей страны, золотой плетеный канат украшает его левое плечо, а на груди реет герб моей семьи.
Наши взгляды встречаются, и я киваю в сторону скрытого тенью незнакомца.
Он следит за движением, прежде чем на его лице появляется понимание, и он направляется туда. И тут вдруг раздается пронзительный крик, который проносится по воздуху, такой пронзительный, что у меня волосы встают дыбом.
— Боже! — кричит кто-то еще.
Эдвард продирается сквозь толпу, все притворство исчезло, хватает фигуру и валит её на землю. Незнакомец падает на колени, и капюшон его плаща спадает вместе с ним; длинные грязные волосы рассыпаются по плечам незваного гостя.