— Эй, леди, вы наступаете на мой меч.
Я встряхиваюсь в настоящее, мои глаза опускаются вниз и встречаются со светло-коричнево-оранжевым взглядом ребенка.
— О, — я делаю шаг назад, моя нога отпускает игрушечный меч, застрявший подо ней. — Мне так жаль.
Мой корсет впивается мне в ребра, когда я наклоняюсь, чтобы поднять оружие, оставаясь на корточках, пока держу его в руках.
— Ты рыцарь? — спрашиваю я.
Его грудь вздымается, по смуглой коже размазано небольшое пятно, похожее на черную сажу.
— Я король.
— О, — мои глаза расширяются, и я поднимаю руку к голове. — Конечно, я должна был догадаться. Ты выглядишь как могущественный король.
Склонив голову, я протягиваю ему игрушку.
— Простите меня, Ваше Величество.
Улыбка трогает уголки его губ, и он протягивает ладонь, забирая меч из моих рук.
— Кто Вы? — спрашивает он. — Я никогда не видел Вас раньше, а моя мама знает всех, кто здесь работает.
— Это леди Беатро, — говорит Тристан, стоя у меня за спиной. — Миледи, это Саймон.
Саймон наклоняет голову, его глаза пробегают по моей фигуре, как будто он решает, жить мне или умереть.
— Она нам нравится? — спрашивает он.
Тристан усмехается, и этот звук посылает смятение в мои внутренности, перекручивая нарисованное в моей голове представление о нем. Он кажется искренним с этим ребенком, как будто он заботится о нём.
Его взгляд прожигает меня насквозь, когда он кладет руки в карманы и раскачивается на пятках.
— Да.
У меня перехватывает дыхание, бабочки вырываются наружу, пока мой желудок не взлетает вверх.
Саймон морщит нос, глядя на меня.
— Но Вы всё еще девушка, поэтому Вы не можешь нравиться мне слишком сильно.
Я смеюсь, встаю прямо и провожу ладонями по передней части платья, пытаясь избавиться от тревожного чувства, зарождающегося внутри меня.
— Что ж, мне жаль разочаровывать, Ваше Величество, но я ничего не могу поделать с этим фактом.
— Да. Думаю, нет, — его глаза еще раз окидывают меня взглядом, а затем обращаются к Полу. — Я голоден. Есть что-нибудь поесть?
Повернувшись к принцу, я кладу руки на бедра, сохраняя низкий голос. — Почему Вы всегда появляетесь везде, где бы я ни была? Мне сказали, что Вы призрак в этом замке, но Вы здесь. Всё время.
— Вы спрашивали обо мне? — он ухмыляется.
Раздражение сжимает мою грудь.
— Пожалуйста. Не льсти себе.
— Вас беспокоит, что я здесь?
— Вы беспокоите меня в целом, — отвечаю я.
Он вздыхает.
— Мой брат просит Вас о присутствии. Я просто пони, которого отправили сюда, чтобы доставить Вас обратно.
Я смеюсь.
— Мне трудно поверить, что Вы когда-либо позволяете, чтобы на Вас ездили как на лошади.
Его глаза вспыхивают, и смущение проникает в меня, когда я понимаю, что я только что сказала и как это прозвучало. Он открывает рот, но я вскидываю руку.
— Не надо. Не говорите. Ничего.
— Тристан! Ты не можешь уйти! — Саймон визжит, проталкиваясь мимо меня так быстро, что я отшатываюсь в сторону. В третий раз за сегодня я удивляюсь, когда этот маленький ребенок бросается к ногам Тристана, крепко обнимая его, и мое раздражение исчезает, когда Тристан опускается на колени, чтобы оказаться на одном уровне с лицом маленького мальчика, и стирает пятно грязи с его щеки.
— Ты был в туннелях весь день? — спрашивает он.
Саймон кивает.
— Да, не сердись. Я просто… — он наклоняется и понижает голос. — Когда другие дети видят меня, они смеются. Они злые.
Мое сердце бешено заколотилось, когда костяшки пальцев Саймона побледнели там, где он держит свой игрушечный меч. Я перевожу взгляд с него на Пола, выражение лица которого отражает чувства, плавающие внутри меня — хотя, когда он замечает, что я наблюдаю, он стирает эмоции со своего лица и поворачивается лицом к плите.
Тристан откидывается назад, его ноздри раздуваются, его покрытые венами руки с безымянными пальцами крепко сжимают плечи мальчика.
— Ты лев. Не так ли?
— Да-да, — он фыркает.
— Точно. А те дети? Они — овцы. Мы никогда не позволяем себе заботиться об овцах, Маленький Лев. Ты понимаешь?
Саймон кивает.
— Ты лучше, чем они когда-либо будут, — бормочет Тристан, постукивая мальчика пальцами по подбородку.
В моем горле завязывается узел, что-то тяжелое и теплое оседает в груди и вырывается наружу, как дым, расходящийся по венам и согревающий каждую частичку меня.