Как несправедливо, что он должен был принести себя в жертву, чтобы очистить наши грехи.
Наконец, я отвожу взгляд и двигаюсь в сторону тени, понимая, что в затемненном коридоре в передней части комнаты висит большая масляная картина.
На портрете изображен король.
Черные волосы выглядывают из-под его украшенной драгоценностями короны, пронзительные нефритово-зеленые глаза, оживающие на картине; яростные и суровые. Дрожь пробегает по моему позвоночнику.
— Это мой отец.
Мое дыхание вырывается из груди, желудок подпрыгивает к горлу, когда я поворачиваюсь лицом к лицу с Тристаном. Моя рука летит к груди.
— Вы напугали меня.
Уголок его губ подрагивает, когда он подходит ко мне, его руки в карманах, он смотрит на портрет.
Я смотрю на него боковым зрением, гадая, какие у него были отношения с отцом. Майкл пробудил моё любопытство, и хотя я не ожидаю, что Тристан откроется, я не могу удержаться от того, чтобы вопрос не слетел с моего языка.
— Вы скучаете по нему?
Что-то темное промелькнуло на его лице, челюсть напряглась.
— Да.
Мой рот открывается, я поворачиваю голову, чтобы изучить его.
— Я тоже скучаю по своему отцу.
Это всё, что я могу придумать, чтобы сказать. «Я счастлива, что он умер, и надеюсь, что он сгниет в аду» кажется не совсем подходящим ответом.
Он смотрит на картину, и я следую его примеру, рассматривая углы лица короля Майкла II и то, насколько они похожи на лицо Тристана.
— Он похож на Вас, — замечаю я, снова взглянув на него краем глаза.
Его бровь приподнимается.
— Вы имеете в виду невыносимо привлекателен?
Я улыбаюсь.
— Ужасающе.
— Хм, — он кивает, поворачиваясь ко мне. — А Вы бежите от своих страхов, Сара Беатро? Или Вы смотрите им в лицо?
Мое сердце ударяется о ребра, а во рту пересохло.
— Я не верю в бегство.
— Нет? Возможно, живя здесь, Вы измените свое мнение.
Мой желудок опускается, хорошее чувство исчезает.
— Это угроза?
— Предупреждение, — отвечает он.
— Я видела Вас вчера, — бурчу я. — На городской площади. Вы прятали лицо, как маленький извращенец… Это потому, что Вы не хотели, чтобы Вас увидели?
Он подходит ближе, пока его фигура не возвышается над моей, пряди его взъерошенных черных волос падают на брови.
— Так много вопросов для той, кто ничего не дает взамен.
Мои ноги застывают на месте, как будто я ступила на мокрый цемент и позволила ему засохнуть вокруг моих ног.
— Что Вы хотите знать?
— Всё.
— Это может занять много времени.
— Вы собираетесь вступить в семью. У нас только и есть, что времени. Если только Майкл не устанет от Вас до свадьбы и не выберет вместо Вас одну из своих шлюх, — он качает головой, его глаза калькулируют, обжигая мою кожу. — Или, может быть… у Вас есть тайный план.
Раздражение проносится в моей груди, расширяясь, как тепловая волна.
— Я не шлюха, — кулаки сжимаются по бокам. — И если у Вас нет склонности к морали, это не значит, что это распространяется на других.
Он поднимает руку и берет меня за подбородок, его большой палец проводит по моим губам.
— Такой острый язык. Жаль, что мой брат не знает, как его приручить.
Огонь полыхает в моих венах так быстро, что желудок сводит судорогой.
— Меня не нужно приручать.
— Нет? — он ухмыляется.
— Я сама по себе.
— И все же Вы приходите сюда каждое воскресенье, посвящая свою жизнь человеку на небе.
Я вытягиваю шею, чтобы сохранить зрительный контакт, когда он прижимается ко мне, его дыхание обжигает мой рот, заставляя напряжение пробираться по позвоночнику.
— Если Вам нужен бог, которому можно поклоняться, ma petite menteuse(моя маленькая лгунишка), не нужно искать так далеко.
Насмехаясь, я поднимаю руку, чтобы оттолкнуть его, даже когда возбуждение разливается по центру и оседает между ног.
— Вы отвратительный.
Он хватает меня за запястья, притягивая к своему телу, пока я не чувствую каждый сантиметр его члена, напрягающегося под тканью одежды.
— Я бы научил Вас любить умолять у моих ног.
У меня сокращается сердце, когда его слова касаются моих губ, и я втягиваю их, как будто его дыхание — это мой воздух. Мои пальцы сжимают его рубашку, но вместо того, чтобы оттолкнуть его, я притягиваю его ближе.
— Я устала от Ваших игр со мной, — шиплю я.
— Это то, что я делаю? — спрашивает он.