— Не трогайте его, глупая женщина.
Я задыхаюсь, прижимая ладонь к груди.
— Сир, пожалуйста.
Ксандер придвигается ко мне, его брови сведены друг к другу, когда он протягивает руку, чтобы коснуться меня.
— Ты в порядке?
Я киваю, мой разум мчится со скоростью тысяча миль в минуту, пока я наблюдаю, как Майкл вышагивает взад-вперед за столом, его пальцы тянутся к прядям его волос.
— Ксандер, посмотри на это, — он бросает руку в сторону открытого кейса. — Что мы собираемся с этим делать? Я не сумасшедший, я же говорил тебе, что я не сумасшедший.
Мой желудок сжимается, когда я наблюдаю за разворачивающейся сценой. Ксандер идет вперед, заглядывая в ящик, его очки сползают на переносицу. Его плечи напрягаются, и он вскидывает голову, глядя на меня так же, как Майкл. Как будто это я каким-то образом положила в коробку платок его отца.
Он вздыхает и смотрит на Майкла.
— Этому есть простое объяснение, я уверен.
— Тогда объясни мне, — огрызается Майкл, его кулак стучит по столу, заставляя фундамент дрожать.
Глаза Ксандера перебегают между нами, его голос звучит контролируемо и медленно, как будто он пытается усмирить зверя, прежде чем тот выпрыгнет из клетки и разорвет нас на куски.
— Ваше Величество, может быть, нам пора отправить леди Беатро обратно в ее покои, прежде чем продолжать этот разговор?
Моя челюсть застывает. Я не хочу уходить. Я хочу знать, что происходит.
— Я думаю, если есть вопрос, который беспокоит Его Величество, я должна остаться, хотя бы для того, чтобы оказать поддержку.
Майкл делает большие, быстрые шаги, его рука поднимается, чтобы коснуться моей щеки. Его энергия маниакальна; она витает в воздухе и обволакивает меня, вибрируя, пока не проникает в мои кости. И хотя его прикосновение теплое, в нем нет комфорта.
Нет искры.
Однако есть легкая дрожь.
— Вы — сокровище, — говорит он, переводя взгляд с меня на стену, а затем обратно. — И я слишком остро отреагировал. Этот платок… важен для меня. Я думал, что потерял его навсегда.
Его большой палец приподнимает мой подбородок.
— Может быть, Вы мой талисман удачи.
Я заставляю себя улыбнуться.
— Я надеюсь стать чем-то большим.
Он хватает мою руку и притягивает ее к своей груди. Я позволяю ему это сделать и замечаю, как быстро бьется его сердце под одеждой.
Если бы я была наивной девушкой, я бы подумала, что это связано со мной.
Но я знаю правду.
Что-то напугало его.
И это что-то связано с его мертвым отцом.
22. Тристан
Когда я упомянул Антонию о заброшенной хижине, прежде чем свернул ему шею, я не лгал.
Я нашел ее однажды, когда сбежал от брата и его стаи. Не знаю точно, кто изначально владел этим местом, и еще меньше знаю о том, кто обитал внутри, но я знаю, что за десять лет, прошедших с тех пор, как я её нашел, ни одна живая душа не знала о её существовании и не была в этих старых, разрушающиеся стенах.
За эти годы я привел её в порядок. Тут нет водопровода, а электричество появилось не так давно, чтобы оно могло здесь существовать, но, несмотря на все это, здесь уютно.
Кроме того, она находится в такой густой части леса, что никто не слышит криков.
— Я не хочу продолжать причинять тебе боль, — говорю я, обходя Эдварда. Я приковал его руки толстыми цепями к длинному деревянному столу, который наклонен так, чтобы его голова была ниже тела. — Я хочу доверять тебе.
Его дыхание прерывистое; я могу судить об этом по тому, как грязно-белая ткань, накинутая на его лицо, движется с каждым тяжелым вдохом, втягиваясь в рот и вырываясь обратно.
— Ты был глуп, — продолжаю я. — И в результате всё может быть разрушено. Ты знаешь, что ты наделал?
Он качает головой, цепи звенят там, где его руки тянут.
— Мне жаль, — говорит он, слова заглушаются тканью.
Мой желудок горит от того, что он заставляет меня делать, и я выдыхаю, щелкая языком.
— Слишком поздно для извинений, Эдвард. Мы должны раскаяться в своих ошибках и извлечь из них уроки.
Я окунаю большой металлический кувшин в ведро с водой у моих ног, подношу его к его голове и наклоняю, пока жидкость не льется ровным потоком на его лицо, пропитывая ткань и стекая в рот, пока не заполняет его дыхательные пути.
Сухожилия на его шее вздуваются, когда он бьется о стол.
— Уверен, ты знаешь, что это ничто по сравнению с тем, что произойдет, если твоя возлюбленная проболтается и нас арестуют за измену, — замечаю я. — В конце концов, ты уже много лет назначаешь наказания.