«Принц со шрамом не в себе, Сара. Держись от него подальше, пока не будет крайней необходимости, ты поняла?»
— Откуда ты знаешь, что это был яд? — спрашивает Майкл.
— Потому что я не идиот, — Тристан разрывает нашу связь и поворачивается к брату. — Разве ты не видел конвульсии? Борьбу за дыхание? Быструю и мучительную смерть?
Майкл втягивает воздух.
— Он умер?
Тристан усмехается, звук раздается глубоко в его груди.
— Гиены, — шипит Ксандер.
Мои брови поднимаются к линии волос, раздражение от отвратительного названия просачивается сквозь мои поры. Я понимаю, чего он добивается: свалить убийство на мятежников. Это не входило в планы, но я вижу привлекательность использования их в качестве козлов отпущения, чтобы помочь нам спрятаться на виду у всех. Тем не менее, мысль о том, что могут пострадать невинные люди, давит мне на грудь, до дрожи в ногах. Надеюсь, я смогу закончить работу до того, как до этого дойдет дело.
Майкл хрипит.
— Здесь? В замке?
— Они и раньше могли пробраться в замок, — говорю я. — Так ли уж надуманно полагать, что они могут сделать это снова?
Тристан прислонился к стене, мышцы его челюсти то напрягаются, то расслабляются. Он вытаскивает косяк из-за уха и проводит им по бантику амура на губах, прежде чем сунуть его в рот, и, хотя сейчас не подходящее время и не подходящая реакция, мой живот напрягается, желание зарождается между ног.
После нашей ночи под звездами я не уверена, что когда-нибудь буду смотреть на курение как прежде.
Он достает спичку из кармана, несколько выбившихся прядей его черных волос спадают на шрам, когда он наклоняется вперед, чтобы зажечь конец; пламя заставляет его черты лица светиться теплым оранжевым оттенком. Его глаза вспыхивают, когда он смотрит на меня, и он выпрямляется, позволяя огню раскалить деревянную палку до тех пор, пока, я уверена, она не касается его кожи.
Но он даже не вздрагивает. Даже не шевелится.
Я сглатываю, утонув в его взгляде, как в зыбучем песке. Он ухмыляется, дым вытекает изо рта и вьется в воздухе.
— Неважно, сейчас с этим ничего не поделаешь, — говорит Ксандер, выводя меня из оцепенения.
Моя грудь вздымается, когда я отворачиваюсь.
Майкл ходит взад-вперед, его взгляд скачет от одной стены к другой, и я прикусываю внутреннюю сторону щеки, рассматривая его, задаваясь вопросом, почему он выглядит таким беспокойным; когда несколько недель назад у его ног валялась чья-то отрубленная голова, его это не заботило.
— Не волнуйтесь, — продолжает Ксандер. — Я обо всем позабочусь.
29. Тристан
— Думаете, это мятежник? — говорит Эдвард, поправляя манжету своего мундира. — Кто-то, кто стал беспокойным и взял дело в свои руки?
Укол ярости пронзает мою грудь при мысли о мятежнике, не подчиняющемся мне, и я смотрю на Эдварда, недоверие проносится в моем сознании.
— Зачем кому-то желать себе мучительной смерти от моих рук? — спрашиваю я. — Они должны понимать, что их ждет именно это.
Он кивает, потирая щетину на челюсти.
— Может Александр? Эта жалкая птичка?
— Думаю, что на данный момент все под подозрением.
Я поднимаюсь со своего места, прохожу в угол комнаты Эдварда и смотрю в зеркало, расположенное на комоде.
— Даже леди Беатро?
Оборонительная реакция обрушивается на меня, как бетонная стена, раскалывая своим напором мой фундамент. Я поворачиваюсь к нему лицом, наклоняя голову.
— Если ты хочешь меня о чем-то спросить, Эдвард, сделай это. Я не выношу игры в угадайку.
Он сглатывает, поднимая плечо.
— Я ничего не имею в виду… но она действительно привлекательная женщина.
Я сжимаю челюсть, подавляя желание отрезать ему язык за то, что он говорит о ней так, как будто у него есть на это право. Как будто он имеет хоть какое-то представление о том, насколько она разрушительно красива.
— Она принадлежит моему брату.
Он смотрит на меня сбоку, пока стоит рядом со мной у зеркала.
— И все же Вы предупредили мятежников не трогать ее.
Я вздыхаю, уставая от его линии вопросов.
— Я буду тем, кто убьет её, Эдвард. Желательно, пока за этим будет наблюдать Майкл.
Я вспоминаю ужин, когда она прикоснулась к моему члену, а затем вложила те же пальцы в руку Майкла, улыбаясь ему так, словно он был ее миром.