— Ворон. Черный ворон на красном поле. Это герб графа Ренара, — произнес Рейлли.
Граф Ренар? Надо запомнить это имя. Черный ворон на красном поле. Геральдический знак промелькнул перед глазами, на мгновение освещенный молнией во время вчерашней грозы. Внутри вспыхнул огонь, боль от сотен шипов разлилась по телу. Я застонал. Ссохшиеся губы разомкнулись, трескаясь.
Рейлли услышал мой стон:
— Здесь кто-то есть! — Послышались проклятья — это острые колючки проникали в сочленения доспеха. — Скорее! Раздвигайте кусты!
— Помер, — пронесся шепот за спиной сэра Рейлли, пока он высвобождал меня, обрубая ветки. — А бледный-то какой.
Полагаю, тернии выпили немало их крови.
Итак, меня положили на повозку и повезли обратно. Я не спал. Смотрел, как темнеет небо, думал.
В Доме Исцеления монах Глен с помощником Инчем вытащили из моей плоти колючки. Прибыл мой наставник Лундист. Я все еще лежал на столе с разложенными тут же ножами. У наставника была книга размером со щит тевтонца и, судя по виду, в три раза тяжелее. В старом, напоминающем высохшую палку теле Лундиста было намного больше силы, чем можно было предположить.
— Надеюсь, монах, вы прокалили ножи в огне? — Лундист говорил с акцентом своей родины, расположенной на Внешнем Востоке, также у него была привычка произносить лишь часть слова, чтобы догадливый собеседник сам додумывал окончания.
— Чисты, аки дух, сдерживающий порочность тела, наставник, — ответил монах Глен, неодобрительно посмотрев на Лундиста, и продолжил копаться в моих ранах.
— Даже если это так, еще раз прокалите ножи, брат. Скудная защита Священной Канцелярии не спасет от гнева короля, если принц не выживет.
Лундист положил книгу на стол рядом со мной, с грохотом отодвинув в дальний угол поднос, заставленный какими-то пузырьками. Откинул обложку и открыл отмеченную страницу:
— «Иглы терновника, подобно малой косточке, трудно обнаружить. — Он водил морщинистым желтым пальцем по строкам. — Кончики могут обломаться, и рана загноится».
Монах Глен слишком резко ткнул ножом, я громко вскрикнул. Затем, отложив инструмент, он повернулся к Лундисту. Мне видна была только спина монаха, коричневая ткань, накинутая на плечи, потемневшая вдоль позвоночника от пота.
— Наставник Лундист, — начал он, — человек вашей профессии привык полагать, что все можно узнать из книг или подходящих свитков. Учение, безусловно, играет важную роль, но, любезный, не вздумайте читать мне лекцию по медицине только потому, что провели вечер со старым фолиантом!
Несомненно, монах Глен выиграл словесный поединок. Поэтому парламентским приставам пришлось «помочь» наставнику Лундисту покинуть помещение.
Видимо, в возрасте девяти лет у меня были серьезные проблемы с чистотой духа, поскольку через два дня раны загноились и еще недель девять я провел в лихорадке, преследуемый мрачными видениями, находясь на грани жизни и смерти.
Рассказывали, я неистовствовал и рыдал. Бредил, когда гной сочился из ран, оставленных терновником. Помню зловоние от гниения. В нем ощущался привкус приторной сладости, от которой тянет блевать.
Инч, главный помощник монаха, утомился удерживать меня, хотя ручищи у него были словно у дровосека. Поэтому решили, лучше будет, если привязать меня к кровати.
Впоследствии от наставника Лундиста я узнал: после первой недели монах Глен больше не подходил ко мне. Он решил, что в меня вселился дьявол. Как же иначе, ведь ребенка донимали кошмары?
На четвертой неделе болезни я сумел распутать узлы веревок, удерживающих меня на кровати, и поджег дом. Не помню, как сбежал, как выловили в лесу. Расчистив руины, обнаружили останки Инча с торчащей из грудины кочергой от камина.
Не единожды стоял я у Двери Забвения. По ту сторону дверного проема видел мать и брата, искромсанных, покалеченных. В сновидениях ноги сами несли к Двери, вновь и вновь. Но мне недоставало мужества последовать за ними, сдерживали тернии и колючий страх.
Иногда за черной рекой я обозревал земли мертвых, бывало, они простирались за пропастью, края которой соединялись узким каменным мостом. Однажды увидел главный вход в Тронный Зал отца. Дверь была покрыта инеем, из трещин сочился гной. Единственное, что требовалось, — нажать на дверную ручку.
Я выжил благодаря графу Ренару. Я научился терпеть боль, чтобы потом сделать ему больно. Ненависть сохранит тебе жизнь там, где любовь потерпит неудачу.
И вот однажды жар начал спадать. Раны, оставаясь болезненными и воспаленными, затянулись. Благодаря крепкому бульону и вопреки злой воле, силы восстанавливались.