Больше я не смотрел на тюремщиков. Взгляд был прикован к узнику на столе. До этого мне лишь однажды довелось видеть чернокожего — раба одного дворянина с юга, приезжавшего посетить отцовский двор. Но кожа у того была коричневой, а у прикованного — чернющая. Он повернул голову в мою сторону, медленно, словно она была из свинца. Белки глаз, казалось, сияли на фоне сплошной черноты.
— Бородавочника? Ха, мне это нравится. — Здоровяк расслабился и вновь схватился за железяку. — Если там было два дуката для меня и Греббина, думаю, ты можешь остаться и послушать, как визжит этот приятель.
— Беррек, не думаю, что это правильно. — Широкий лоб Греббина покрылся морщинами. — Он слишком молод, да и…
Беррек вытащил конец кочерги из углей и ткнул ей в сторону Греббина.
— Ты же не хочешь лишить меня дуката, друг.
Обнаженная грудь чернокожего блестела вблизи раскаленного кончика орудия пыток. Уродливые ожоги обозначили ребра, красная плоть вздымалась как борозды только что распаханного поля. Чувствовался сладковатый запах поджаренного мяса.
— Он очень черный, — заметил я.
— Нубанец — вот он кто, — пояснил Беррек, нахмурившись. Затем критически осмотрел конец кочерги и отправил обратно в угли.
— Зачем вы его поджариваете? — поинтересовался я. Под пристальным взглядом нубанца мне стало как-то не по себе.
Вопрос их озадачил. Греббин нахмурился еще сильнее.
— Внутри у него дьявол, — наконец ответил Беррек. — Во всех нубанцах он есть. Они все — дикари. Говорят, отец Гомст, духовник самого короля, велит сжигать язычников. — Беррек положил ладонь на живот пленника, волнующе нежное прикосновение. — Вот мы и подрумяниваем одного из них перед тем, как завтра король насладится его убийством.
— Казнью. — Похоже, Греббину не раз приходилось произносить это слово.
— Казнью, убийством — какая разница? Все они отправятся на корм червям. — Беррек сплюнул на угли.
Нубанец смотрел на меня изучающе. Я ощутил что-то, чему не мог придумать названия. Чувствовал себя не в своей тарелке, находясь там. Крепко сжал зубы, встретившись с ним взглядом.
— В чем он виноват? — спросил я.
— Виноват? — фыркнул Греббин. — Он — узник.
— Его преступление? — уточнил я свой вопрос.
Беррек пожал плечами:
— Позволил себя схватить.
В дверном проеме заговорил Лундист:
— Полагаю… Йорг, все заключенные, осужденные на смертную казнь, — бандиты, схваченные войсками Приграничных земель. Король приказал принять меры для предупреждения налетов с Дороги Нежити на Норвуд и другие протектораты.
Я перевел взгляд с лица нубанца на отметины, оставшиеся после пыток. Нетронутая кожа и бугрящиеся шрамы образовывали некий узор, с виду простой, но от которого трудно было оторваться. На бедра накинута грязная повязка. Запястья и лодыжки закованы в железные кандалы, закрытые на обыкновенный штифтовой замок. Кровь медленно стекала по коротким цепям, прикрепленным к столу.
— Он опасен? — спросил я, приблизившись. Здесь запах горелого мяса ощущался особенно сильно.
— Да, — улыбнулся нубанец, обнажив окровавленные зубы.
— Эй, ты, заткни свою языческую глотку. — Беррек резко выдернул железяку из углей. Когда он приподнял раскаленный добела конец повыше, водопад искр взмыл вверх, придав лицу тюремщика какое-то уродское выражение. Оно напомнило мне о той жуткой ночи, когда молния осветила лицо графа Ренара.
Я повернулся к нубанцу. Если б он смотрел на кочергу, то я оставил бы его с ней наедине.
— Ты опасен? — спросил я строго.
— Да.
Я выдернул штифт из наручника на правом запястье.
— Докажи.
13
Четыре года тому назад
Нубанец действовал стремительно, но впечатлила не скорость, а то, что он четко знал, что делать. Он схватил Беррека за запястье. Внезапный рывок — и тюремщик неуклюже растянулся на пленнике. Кочерга в его вытянутой руке, словно вертел, вошла между ребрами Греббина, вошла глубоко, выскользнув из руки Беррека, когда Греббин отпрянул назад.
Не теряя времени, нубанец подался вперед, присев настолько, насколько позволяла цепь на запястье. Беррек соскользнул с покрытой потом и кровью груди чернокожего и оказался на полу на карачках. Попытался подняться. Резким движением локтя нубанец ударил его сзади по шее, послышался хруст шейных позвонков.
Конечно же, Греббин орал, но вопли не были чем-то необычным для подземелья. Он вздумал сбежать, но не смог сориентироваться и со всего размаха врезался в дверь камеры, конец кочерги выскочил ниже лопаток. В одно мгновение его развернуло. Тюремщик попытался что-то произнести, но с губ срывались лишь кровавые пузыри.
Из камер, чьи обитатели были слишком беспечны, чтобы хранить молчание, раздались одобрительные возгласы.
Лундист мог убежать. У него было достаточно времени. Я думал, он кинется за подмогой, но к тому времени, как Греббин упал, он был на полпути ко мне. Нубанец оттолкнул Беррека и освободил второе запястье.
— Беги! — крикнул я Лундисту на тот случай, если до него еще не дошел смысл происходящего.
На самом деле он уже бежал, но не в том направлении. Годы, конечно, берут свое, но такой прыти от старика я не ожидал.
Я отодвинулся так, чтобы стол с нубанцем оказался между мной и Лундистом.
Когда Лундист добежал, чернокожий мужчина уже освободил обе лодыжки.
— Забирай мальчишку, старик, и проваливай, — такого низкого голоса мне еще не доводилось слышать.
Лундист посмотрел на нубанца своими пронзительными голубыми глазами. После стремительного броска от дверного проема его мантия наконец-то перестала колыхаться. Он прижал руки к груди, одну возложив поверх другой:
— Если ты, уроженец Нубана, уйдешь сейчас, я не стану тебя задерживать.
Ответом ему стал оглушительный хохот из камер.
Нубанец следил за Лундистом так же внимательно, как прежде за мной. Он был выше наставника лишь на пару дюймов, но вот разница в весе: ну чем не Давид с Голиафом? Тощий старик напоминал древко копья, в то время как широкий костяк нубанца был покрыт плотными мышцами.
Бывший пленник не рассмеялся над словами Лундиста. Возможно, увидел нечто большее, чем другие заключенные.
— Братья отправятся со мной.
Лундист призадумался, затем отступил назад.
— Йорг, скорее, — произнес он, продолжая следить за нубанцем.
— Братья? — удивился я. За решетками черных физиономий не просматривалось.
Мужчина широко улыбнулся:
— Когда-то у меня были братья по крови, но теперь они далеко, возможно, давно мертвы. — Он развел руки, улыбка сменилась гримасой — ожоги напомнили о себе. — Но боги дали новых братьев, братьев по дороге.
— Братья по дороге. — Я попробовал эти слова на вкус. В памяти возник Уилл, кровь, его кудри. В словах ощущалась сила. Я почувствовал ее.
— Прикончи обоих и выпусти меня. — Дверь слева загрохотала так, словно в нее бился бык. Если говоривший соответствовал своему голосу, то там, скорее всего, великан-людоед.
— Ты обязан мне жизнью, нубанец, — заметил я.
— Да. — Он снял ключи с пояса Беррека и шагнул к камере слева от меня. Я подвинулся одновременно с ним, держа его между Лундистом и собой.
— Взамен отдашь чужую жизнь.
Он остановился, глянул на наставника:
— Ступай с дядей, мальчик.
— Отдашь чужую жизнь, брат, или оплатой станет твоя, — произнес я.
Из камер раздался хохот оглушительнее прежнего, на этот раз нубанец присоединился к остальным.
— И кого же ты хочешь убить, маленький брат? — Он вставил ключ в замок.
— Скажу, когда повстречаем. — Упоминание графа Ренара вызвало бы слишком много лишних вопросов. — Отправлюсь с вами.
Тут Лундист рванул вперед. Сделал вертушку рядом с нубанцем, ударив того сзади под колено. Было слышно, как что-то хрустнуло, чернокожий чуть не свалился.
Нубанец развернулся и ринулся на Лундиста. Каким-то образом старику удалось ускользнуть от него, потеряв равновесие, мужчина неуклюже растянулся, а наставник двинул его по шее, оборвав поток ругательств, и оставил лежать на каменном полу.