Кингсли откинулся на спинку дивана и закинул лодыжку на колено.
- Не знаю. Я думаю, может, мне понравится здесь. Америка — это не так уж плохо.
- Что? Мой брат Месье-Париж-Это-Единственный-Город-В-Мире, хочет остаться в Америке? Как ее зовут?
Глаза Кингсли расширились.
- Не смотри так невинно, - сказала Мари-Лаура, тыча пальцем ему в грудь. - Как ее зовут? Ты, должно быть, влюблен, раз хочешь остаться в этой стране.
Со стоном, чтобы прикрыть свою неловкость, Кингсли повернулся лицом к Мари-Лауре.
- Я уверяю тебя, что не влюблен в девушку из этой страны. Даже не из Канады, которая в полуметре отсюда. - Он указал на север. - Я люблю Америку. Париж - пышный, роскошный, но Америка… есть что-то неприрученное в этом месте, что-то дикое.
Мари-Лаура вздохнула.
- Если тебе здесь нравится, то мне бы тоже здесь понравилось. Сейчас, все что имеет значение, что ты здесь.
- Я и пятьдесят мальчишек, которые не видели симпатичную девушку месяцами?
Она подняла брови.
- Я не буду жаловаться на эту часть вопроса. Теперь, может, тебе стоит показать мне это место, если я буду жить здесь в течение следующего месяца.
Кингсли встал и взял ее за руку, поставив на ноги.
- Месяца?
- На дольше я не могу остаться. Мне пришлось соврать директору моей труппы и рассказать ему, что у меня растяжение связок, которое должно заживать за месяц. Если я пробуду дольше, я потеряю свое место в массовке.
- Ты не должна быть в массовке. Ты - Прима-балерина.
- Я буду. Когда-нибудь. Но мы все должны платить причитающееся. И, кроме того, Лоран не может пока сделать меня Примой. Это было бы подозрительно.
- Еще одно покоренное сердце?
Мари-Лаура похлопала ресницами.
- Танцор… у них такие мощные ноги.
Кингсли замахал на нее рукой, пока они надевали свои пальто и снова направлялись к двери.
- Я не хочу подробностей твоих завоеваний. Ты можешь быть красивой, но ты все еще моя сестра.
- Ну, я хочу знать все подробности твоей личной жизни. Ой, подожди, ты в школе для мальчиков. У тебя ее нет.
Она слегка похлопала его по щеке, чтобы поддразнить, выскакивая вперед в холод. Ах, Мари-Лаура… Кингсли вздохнул. Если бы она только знала. Рука в руке, они бродили по территории школы. Он показал ей столовую и познакомил ее с отцом Альдо. Мари-Лаура и священник посовещались в течение нескольких минут о меню этого вечера. Он планировал суфле. Она предложила Киш. Кингсли притворился, что засыпает, и Мари-Лаура ущипнула его за руку, как она всегда делала, когда они были детьми. Кингсли дернулся от щипка, достаточно резко, чтобы Мари-Лаура заговорила:
- Когда это ты стал таким чувствительным? - спросила она, пока они покидали столовую. - Я только ущипнула тебя.
- Все нормально. Ты просто ущипнула меня, где у меня уже есть синяк. Я выживу.
- Я найду часть тебя, которая без синяка, и туда я ущипну тебя в следующий раз. Oui?
- Oui.
Он улыбнулся, но он знал, что потребуется незаурядная тщательность, чтобы найти на нем ту часть, которая не имела бы синяк или рубец. Прошлой ночью, Сорен был абсолютно беспощаден с ним. Избиение, казалось бесконечным. Секс и подавно. Поразмыслив, Кингсли понял, что интенсивность их ночи была таковой, потому что присутствие Мари-Лауры могло сделать их встречи гораздо более сложными. Но они найдут способ. Они должны быть вместе, Сорен и Кингсли. Они принадлежали друг другу.
- Что это? - Мари-Лаура остановилась перед часовней.
Кингсли склонил голову на бок и улыбнулся. Изнутри он услышал звук пианино, наигрывающего запоминающиеся ритмы…
- Болеро, - сказал Кингсли. - Равель.
- Равель… - Мари-Лаура вздохнула и посмотрела на Кингсли со смесью печали и тоски в глазах. Он знал, что она, должно быть, потерялась в тех же воспоминаниях, что и он… Папа и его записи. Их отец лежал на полу своей квартиры в бликах солнечного света, закрыв глаза и напевая вместе с музыкой…
- Я скучаю по нему, - прошептал Кингсли, беря ее за руку и сжимая.
- Я тоже. Но я скучала по тебе больше. Так сильно, что я думала, что умру.
Кингсли покачал головой.
- Не умирай. Теперь мы вместе.
Музыка нарастала, и Мари-Лаура повернулась лицом к часовне.
- Мы можем пойти послушать?
Кингсли начал вести ее туда, но как только они пересекли порог церкви, что-то глубоко внутри него предупредило, что он должен остановиться, вернуться... музыка становилась все громче по мере приближения к ее источнику. Кингсли стряхнул его внезапно странный страх. Мари-Лаура следовала за музыкой, с широко открытыми и загипнотизированными глазами, как у Гамельнского ребенка* (Гамельнский крысолов (гамельнский дудочник) — персонаж средневековой немецкой легенды. Согласно ей, музыкант, обманутый магистратом города Гамельна, отказавшимся выплатить вознаграждение за избавление города от крыc, c помощью колдовства увёл за собой городских детей, сгинувших затем безвозвратно).