— Что?
— Использовать Максима. Я ведь не люблю его.
— Максима, значит, — улыбнулась Света.
— Он сам просил, — смутилась девушка.
— Ой-ой, — покачала головой Светлана. — Уже и просил.
— Света! — вскинула голову Лариса.
— А что Света? Что Света? Ты о себе подумай.
— Да, я только о себе и думаю. И всё правильно ты говоришь, но душа. Душа, понимаешь, болит. Ноет. Тянет меня, хоть глазком увидеть Алексея. Не могу так жить, не зная, что с ним, как он.
— Дура, — по слогам произнесла Светлана.
— Может и дура. Но я всё равно не могу обманывать Максима. Не честно это. Не по-человечески. Он ведь тоже хочет, чтобы его любили.
— Ой-ой, — всплеснула руками молодая женщина. — Голова садовая!
— Какая есть, — уныло ответила Лариса.
— Значит, вернёшься?
— Да, — как-то обречено ответила она.
— Что ж, — поднялась женщина с дивана и подхватила сына на руки, — немаленькая. Уговаривать больше не буду. Но если, вдруг, станет невмоготу, приезжай. Я тебя всегда приму.
— Спасибо, — вяло улыбнулась Лариса.
— Максиму-то Николаевичу скажешь? Или снова сбежишь? — прищурила глаза Света.
— Скажу, — выдохнула Лариса.
— Ну-ну, — пробурчала женщина и вышла из комнаты, унося сына.
— Так будет правильно, — убеждала себя девушка. — Бегство — не выход.
Город встретил Ларису пасмурным небом и мелким дождём.
«Будто небо плачет вместе со мной», — думала девушка, глядя в окно рейсового автобуса.
Тёмные сумерки обнимали всё вокруг. Жёлтый свет фонарей играл в прятки с тенями от домов и деревьев. Огни ночного города завораживали, нашёптывая о любви, волшебстве и страхе. Страхе потеряться где-то между светом и тенью.
Весь путь она только и дела, что размышляла, размышляла, размышляла…
Вот только слова и мысли — это одно, а смелость и действия — это совсем другое.
В том, что смелости ей не хватает, девушка узнала сразу, как только переступила порог квартиры, в которой жила вместе с матерью.
— Вернулась, — недовольно произнесла женщина, окидывая презрительным взглядом дочь. — Уняла свой зуд. Долго же ты! Видно сильно чесалось.
— Какой зуд? — опешила Лариса, так и застыв у входной двери.
— Какой-какой, — пробурчала Дарья Михайловна. — Между ног.
— Мама! — ахнула девушка, чувствуя, как ноги подгибаются в коленях.
— Не мамкай! Надеюсь, хоть оно того стоило.
— Я…
— Была в санатории, — скривилась женщина. — Не ври! Не ври мне в глаза, бесстыжая! — она накинулась на дочь и дала ей пощёчину. — Бесстыжая!
— Мама, — девушка схватилась за щёку, которая горела. — Я… не делала ничего предосудительного.
— А! — завизжала Дарья Михайловна, — значит, ты не отрицаешь, что не была в санатории.
Лариса потупила взгляд и молчала. Что тут сказать?
— Убирайся! — закричала женщина. — Убирайся к тому мерзавцу, с которым была. Не хватало, чтобы ты пузо нагуляла.
— Мама, я, действительно, не была в санатории. Я была со Светой, — прошептала Лариса.
— Это с той неудачницей? Боже мой! Куда катится этот мир!
— Почему неудачницей? Она сейчас неплохо устроилась. Правда, в деревне. Но. у неё свой домик, работа, да и ребёнок в садик устроен.
— И ты хочешь, как она, прозябать на задворках!
— Почему прозябать? Там вполне нормальные люди.
— Так говорят неудачники.
— Света не неудачница.
— Она неудачница, если не смогла мужа богатого удержать. А ты такая же. Разменять Александра на невразумительное времяпровождение в деревне.
— Мама, Александр женат.
— И что? — пожала плечами мать. — Как женился, так и развестись может. Не вижу проблемы. Главное, чтобы тебя любил.
— Я не хочу быть его любовницей.
— Ещё лучше. Не спи с ним. Подогревай интерес. Быстрее разведётся.
— Ты не понимаешь!
— Я всё понимаю. Ты хочешь безоблачного счастья, а его не бывает, тем более, если у мужчины в кошельке деньги водятся.
— Это не моё. Я так не могу.
— Дура! Господи, какая же ты, дура!
— Пусть дура, но зато меня совесть не гложет.
— Совесть? Не смеши меня.
— Я не люблю его. Не люблю!
— Знаешь, что доченька, на одной романтике долго не проживёшь, ноги протянешь.
— Но вы с папой.
— Мы с папой ничего в этой жизни не нажили. Так, с голым задом, всю жизнь и провели.
— Но вы были счастливы. Я же помню.
— Счастье для дураков, — хмыкнула женщина. — Можно прожить и без любви, и без счастья, а вот без денег. Без денег не проживёшь.
— Я буду работать.
— Конечно, будешь. И сдохнешь, как загнанная лошадь.
Женщина махнула рукой и ушла в свою спальню.
«Лучше быть загнанной лошадью, чем никому ненужной куклой», — решила для себя Лариса и направилась в свою комнату.
Лариса включила свет в комнате и ахнула. На столе лежало несколько завядших букетов. Когда-то белоснежные розы теперь были ржаво-серыми. Нежные лепестки скрючились и высохли.
Девушка провела рукой по былому великолепию.
К каждому букету была прицеплена маленькая карточка-открытка: «Люблю тебя. Жду. Твой Алекс».
Содержание было одинаковым, равно, как и каллиграфический почерк, который не принадлежал ни Саше, ни Лёше. Видимо надпись сделали в цветочном магазине.
«И как мне догадаться от кого цветы?» — задумалась девушка.
А её сердце шептало: «Алёша. Это он. Цветы от него».
Лариса вздохнула и, собрав букеты в охапку, одним махом, и отнесла их на кухню, чтобы выбросить в мусорный пакет.
«Так даже лучше, — убеждала она себя. — Лучше разорвать всё сейчас, чем мучиться потом», — вот только сердце не хотело внимать голосу разума, поэтому Лариса отцепила все карточки и прижала их к груди, словно они были самое ценное, что у неё осталось в этой жизни.
Шмыгая носом она вернулась в свою комнату. На душе было гадко.
«Как же больно! — думала она. — Как больно отказываться о любви».
Машинально Лариса достала из ящика стола свою прежнюю телефонную карточку, которую поменяла перед отъездом, боясь, что не сможет выдержать разлуки с Алёшей.
Дисплей телефона замигал, когда стали загружаться сообщения.
Лариса удивлённо распахнула глаза:
— Ой-ой! Сколько непринятых вызовов от Саши и Лёши. А ещё сообщения звуковые и текстовые.
«Сотри всё не глядя и не слушая», — уговаривала она себя, но… кто же внимает голосу рассудка…
«Где ты. Перезвони. Нам надо поговорить», — прочла первое сообщение от Саши.
«Люблю тебя. Скучаю», — от Алёши.
«Лариса. Перезвони. Я жду. Что за детский сад!» — от Саши.
«Где ты? Я волнуюсь» — от Лёши.
«Где же ты?» — снова от Алексея.
Через полчаса Лариса была выжата, как лимон. Телефон пискнул, требуя освободить память.
Лариса устало потёрла виски. В голове была неразбериха.
Алексей продолжал признаваться в любви, заверяя, что им надо встретиться и он всё уладит, а вот Александр в последних сообщениях стал ей угрожать, обзывать и намекать, что она ещё пожалеет о своём побеге и молчании.
Единственное, что поняла девушка — Лёша ничего не рассказал брату ни о поцелуях, ни о чувствах, которые возникли между ними. Он молчал.
Это настораживало её.
Она хоть и была воинственно настроена, но после чтения любовных и гневных тирад, растеряла весь свой запал. Вот сейчас она бы с удовольствием оказалась подальше от обоих мужчин, которые давили на неё. Только Саша требовал, чтобы она беспрекословно подчинилась его желаниям, а Лёша настаивал, чтобы она сама приняла решение с кем ей быть, намекая на свою персону. И девушка не знала, что труднее: плыть по течению или против.
Мать девушки демонстративно не выходила из своей комнаты. Такая явная демонстрация угнетала Ларису. Она вдруг осознала, что прежних отношений больше не будет. Ни мама, ни она не смогут забыть неприятный разговор, который произошёл между нами.