— Миледи Светлиана! — обрадовался Тиэллин. — Дозволите ли коснуться вашей руки?
— Дозволяю края рукава, — сказала я, подавая руку, скрытую одолженной одним из вагантов пелериной. — Благородный рыцарь, если коротко, суть моей просьбы такова… Вы ведь уже знаете, что неподалеку отсюда расположился гнусный тиран Аврелий, который построил Черный Замок и собирается завоевать соседние земли?
Тиэллин тут же помрачнел — на его благородном эльфийском лике эта эмоция принимала поистине эпические масштабы.
— К сожалению, — сказал он, — пока что все его угрозы остаются голословными. Мы не можем вот просто так пойти и защищать сирых и убогих — пока он не нападал даже на наших союзников.
— Очень жаль, — произнесла я.
Видимо, и в самом деле предстояло распроститься с мечтою о том, что Тиэллин просто так, за здорово живешь проведет меня в темный град Аврелия в обозе браво наступающей армии. Что ж, я еще и не к тем обломам привыкла.
Тут к рыцарю и ко мне подошел наш старый знакомец Мадрагор — и, хитро сверкая глазами, почесал козлиную бородку.
— Ах, леди, как же я рад видеть вас снова! Возможно, вы помните вашего ничтожного слугу?.. Я тут подумал… должно быть, у вас есть какая-нибудь жалоба, или просьба, с которой вы хотели бы обратиться?..
— Что может значить моя просьба?.. — боюсь, что в моих словах прорвалась некоторая горечь и досада.
— О, что вы, что вы, леди! Ведь для рыцаря откликнуться на просьбу леди…
— Но если просьба касается… если мне что-то сделал тиран Аврелий? — спросила я. — Не вызовет ли это у рыцаря проблем, если он попытается вмешаться?.. Когда это против его интересов?
— Это не против его интересов! — трубным голосом провозгласил Тиэллин, сделав широкий жест рыцарской рукавицей. — Это совсем даже за… Очаровательная леди, вы знаете, что такое казус белли?
— Женщине не пристало знать латынь, — отрезала я, испытывая мимолетный стыд за то, что и в самом деле забыла значение этого выражение.
Между тем Тиэллин, его волшебник-подпевала, а также еще несколько неведомо откуда сбежавшихся бравых молодых людей в доспехах и с эльфийскими ушами сгрудились напротив меня, заглядывая мне в рот. Я — сухая и холодная женщина, эмоциональные порывы мне чужды; мне даже трудно поверить, что кто-то ими руководствуется. Однако, бросив взгляд на карту, где причудливыми спрутами расположились владения Тиэллина и приблизительно равные по размерам владения Аврелия, я наконец-то сообразила, чего от меня хотят.
— О, да, конечно, — сказала я. — Благородный рыцарь, только вы один можете мне помочь. Тиран Аврелий забрал моего сына.
— Забрал? — спросил Тиэллин. — Вы хотите сказать, похитил?
— Не обращайте внимания, — откуда ни возьмись, возник Юнгес, уже вполне оправившийся от похмелья, только с жесточайшими синяками под глазами. — Речь Ее Высочества скупа, потому что она все еще во власти сильнейшего потрясения. Ее маленький сын, чудесное, нежнейшее дитя, попало в когти ужасного тирана Аврелия! Нам страшно представить, какие муки переносит эта чистая душа каждую секунду. Совершенно невозможно медлить лишнего, обязательно нужно спасти ребенка как можно быстрее.
— …Большая Медведица благоприятствует защите детей, — как бы в воздух бросил Мадрагор, наглядно показывая, что он при Тиэллине не только кольчуги чарует. Он напомнил мне какую-то книжку этой фразой, я только не поняла, какую. — Да и зимородки на закате так, знаете, кричали… и одуванчики к земле клонились…
Не успела я понять, откуда в конце лета взялись одуванчики, как рыцарь Тиэллин уже бухнулся на колени передо мной.
— Прекрасная леди! Мы спасем вашего сына, или мой меч не прозван был БКВ!
— БКВ? — тихо спросила я, сама не знаю, у кого.
— Безжалостный к врагам, — одновременно шепнули мне в разные уши Юнгес и Мадрагор, после чего недовольно покосились друг на друга.
Отчего-то я не удивилась, что мое присоединение к армии Тиэллина в качестве обиженной стороны, которую нужно было защищать, началось с того, что сей благородный рыцарь призвал своих портних и повелел им меня одеть. Возможно, здесь сработали наклонности рыцаря, а может быть, дело было в законах жанра. В общем, не успела я оглянуться, как стала обладательниц нескольких очень черных платьев готической архитектуры (ибо назвать это покроем у меня не поворачивался язык).