Тил безмятежно доела сдобную булочку, допила кофе, промокнула рот салфеткой и полезла в нагрудный карман.
— А то, что в небогатом достопримечательностями Екатеринодаре все туристы, включая наследников, посетили этого господина! — Тил аккуратно положила на стол помятую визитку.
— Интересно, — признал Дон.
— Понимаешь теперь, почему агентство срочно послало меня за тобой?
Дон устало вздохнул:
— Тил, я пересек океан, чтобы хоть ненадолго избавиться от тебя и от работы! Я, конечно, польщен доверием и все такое, но бюро могло бы послать туда кого-нибудь другого!
— И послало. Люка Хокинса.
— И что же? Может, агента Хокинса убило кирпичом в подозрительной близости от дома вышеупомянутого господина? — язвительно предположил Дон.
— Нет, — без тени улыбки сказала Тил. — Он поскользнулся на банановой кожуре.
— Люк-везунчик?! — ахнул он.
— Был, — сухо ответила она.
Она помолчала и устало добавила:
— Решай. Лайнер «Вера» будет на Кипре завтра, на нем для нас оставлены места.
— Надо же, Люк Хокинс! — задумчиво повторил Дон.
Тил поняла, что пора переходить к следующей фазе. Она сдвинула в сторону кофейные чашки и положила на стол пакет:
— Документы и деньги на расходы.
Дон уважительно взвесил на руке толстую пачку крупных купюр и раскрыл паспорт.
— «Мисс Дебра Грей», — прочитал он. Полюбовался красоткой на снимке, бегло пробежал глазами вложенную в паспорт бумагу: — «С собакой породы бирсдог, трех лет». Что это еще за бирсдог? — потом спохватился — Стоп, а где же мой паспорт?
— Ты невнимателен, Дон. — Голос Тил был сама мягкость. — Там же сказано: с собакой!
Дон тупо посмотрел на нее, помолчал, соображая, и постепенно до него дошло:
— Ты хочешь сказать, что я?.. — Он медленно поднялся, обуреваемый желанием задушить улыбающуюся Тил.
— Осторожно: злая собака! — с нескрываемым удовольствием проговорила она.
Я проснулась рано: вспомнила, что за событиями вчерашнего дня забыла совершить набег на продовольственный рынок и купить еды для своих четвероногих. Тома еще можно натолкать кашей, а вот Тоху не проведешь, ему подавай мясо, рыбу и молоко. Ужас! Демонстрации протеста не избежать!
На цыпочках, боясь разбудить спящего в ногах кота, я крадучись вышла из спальни, оделась и побежала к Ирке. Это из-за нее я забыла о корме для своего зверья, а раз так, пусть распахнет для нас свой холодильник!
— Входи, не заперто! — громко прокричала подруга откуда-то из глубины дома.
Я протиснулась в приоткрытую дверь, отпихивая ногой рвущегося следом пса. Шел дождь, и Томка был слишком грязен для светских визитов.
— Ау! Ирка! Ты где? — Я расправила мокрый зонтик, пристроила его сушиться в углу просторного пустого холла, выжидательно оглядела три дверных проема.
— В кухне, — громко сказала Ирка. — Иди сюда, не могу оторваться.
— Очень интригует, — заметила я, с порога упершись взглядом в Иркин оттопыренный зад. Его счастливая обладательница низко склонилась над газовой плитой.
— Еще одну минутку, — извинилась она. — Сейчас начнет пузыриться, и все…
Я обошла ее с фланга, заглянула в кастрюльку. Там было что-то зеленое, интенсивно пахнущее яблоком, но с виду совершенно несъедобное.
— Это что?!
— Что ты орешь? Это мыло.
— Сдурела? Какое мыло? — Я переводила взгляд с пузырящейся дряни на Ирку и обратно.
— Туалетное, яблочное. — Подруга спокойно перенесла кастрюльку с зеленой слизью на стол.
— Зачем?
— Ты не знаешь, зачем нужно мыло?
— Я не знаю, зачем нужно его варить! Предупреждаю: я это есть не буду!
— Ах, ты об этом. — Ирка вытащила из ящика кусок старой простыни, меланхолично оторвала от него длинную полосу. — Не бойся, это не для тебя.
Как же, не бойся! Мне все это ужасно не понравилось: ишь, и мыло приготовила, и веревку! Я Ирку знаю, она только с виду такая самоуверенная и толстокожая, на самом же деле моя подруга — дама весьма чувствительная, хотя и закаленная жизнью.
Представьте себе прототип кустодиевской «русской Венеры», такую золотоволосую пышную барышню, только постаревшую лет на десять-пятнадцать, научившуюся находить общий язык с торгашами, таможенниками, грузчиками, ментами и бандитами, зарабатывать деньги, заколачивать гвозди, менять пробитые автомобильные колеса, а в промежутках между этими занятиями самозабвенно рыдающую над горькими судьбами золушек из мексиканских сериалов. Это и будет моя Ирка.
Я встревожилась и рассердилась.
— Признавайся, какого черта ты сделала мыльное пюре? И зачем рвешь простынку?!