Меня схватили. Я особо не сопротивлялась, понимая, что силы надо беречь. Зубы тоже. С тяжкими телесными я далеко не убегу.
Глава седьмая
Пятьдесят оттенков черного
Меня привели в камеру, где на полу валялся тюк прелой соломы, издающий отвратительный смрад. Неподалеку стояла глиняная миска, в которую по капле собиралась вода, сочащаяся со стен. Круто! В сказку можно попасть, а можно вляпаться. Так вот, на сапоге осталось еще немного этой зловонной сказки. Я обиделась сама на себя. Нет, конечно, это было глупо. А с другой стороны? Не то чтобы я пожадничала, нет. У меня есть свое королевство. Считай, полтора. Вполне неплохо. Да и насчет принцессы… Не так уж мне ее и жалко. Я ее совсем не знала… Хотя все равно… жаль… Ладно, не будем о грустном. Ей уже не помочь.
Итак, что мы имеем? Он рассчитывает на мои земли в качестве приданого, а я могу рассчитывать на быструю и относительно безболезненную смерть. Не сочтите меня гуманитарием, но такие расчеты напрягают. А пока что я могу рассчитывать на камеру без окон, приблизительно два на два метра. Из достопримечательностей есть только толстые ржавые прутья решетки и охрана, которая дежурит в коридоре. Вспоминаем кинематограф. Побег через окно, подкоп и обман. Есть три варианта. Окна нет, копать нечем, разве что ногтями, поэтому остается придумать, как обвести эту «синюю бородавку» вокруг пальца.
– Что? Очередная? – оскалился чернозубый тюремщик, поигрывая связкой ржавых ключей и разглядывая меня сквозь прутья решетки.
– Очередная – это какая? – поинтересовалась я, подгребая под себя солому. – Огласите весь список, пожалуйста!
– Эм… Три жены… тридцать две служанки… Итого… Тридцать шесть, – подсчитал тюремщик, почесывая подбородок.
– Тридцать пять! – поправила его я, понимая, что имею дело с чистым гуманитарием.
– С учетом тебя тридцать шесть, – вздохнул он, надевая себе на палец ржавое кольцо с ключами. – Ты, считай, уже труп.
Я промолчала. Грустная сказка постепенно превращалась в гнусную быль.
– Мы за тобой следим! Не вздумай наложить на себя руки! – предупредил тюремщик, проводя ключом по прутьям клетки. Я дернулась, чтобы попытаться выхватить ключ, но он явно ожидал такого рывка, поэтому резко отскочил, снова скалясь своим прогрессирующим кариесом.
Я свернулась калачиком на колючей и вонючей соломе и попыталась уснуть. Но что-то кололо в бок. Я подлезла рукой под себя и вытащила изящный медальон на массивной цепи с изображением красивой золотоволосой девушки. «Я тебя люблю. Генрих» – значилось на крышке медальона. Бедная девочка. Сходила замуж по большой любви. Медальон я надела на шею и наконец уснула.
Утром ко мне заглянул «жених» с документами.
– Итак, моя дорогая невеста, ты надумала? – поинтересовался красавец, которого звали воистину королевским именем Генрих, оставаясь на безопасном расстоянии от клетки. – Если подпишешь, я могу и смягчиться… Ты хоть представляешь, что тебя ждет, если ты будешь упрямиться?
Ага! Несите бинокль! Сейчас буду заглядывать в светлое будущее! Ядерный взрыв тоже можно считать по умолчанию «светлым будущим», если судить по ослепительной вспышке. Не знаю, как другие принцессы, но я ничего подписывать не собираюсь. Пока документы находятся на стадии согласования, убивать меня не станут.
Прошло примерно четыре дня, за которые я узнала много нового. Караул меняется каждые три часа, миска наполняется приблизительно за сутки, а меню не блещет разнообразием. За это время я испробовала все дипломатические способы решения проблемы, от «Гена, мы же с вами взрослые люди!» до «У тебя комплексы? Давай поговорим об этом! Тебя в детстве кто-то обидел?». Но все тщетно. Я имела дело не с обычным психопатом, а с холодным, расчетливым и очень меркантильным садистом.
– А не могли бы вы оставить экземплярчик договора? – попросила я, протягивая руку. – Я хочу почитать…
Экземпляр мне оставили. Через час после приема пищи, ниспосланной узнице в виде баланды с отрубями, я по достоинству оценила приятную шероховатость юридических формулировок.
За это меня перевели с низкокалорийной диеты на диету «Ноль калорий».
Вечером пятого дня ко мне снова явился его величество, намекая на то, что все будет хорошо, если я поставлю свою подпись. Правда, кому будет хорошо, он так и не уточнил. Да, так настойчиво замуж меня еще не звали! Но я прекрасно понимала, что если подмахну документик, то тут же махну в другой мир. И я имею в виду не мой мир, а некий неизведанный, но, судя по уверениям некоторых суицидников, «лучший». Искать отличия между мирами мне категорически не хотелось.