Чтобы иметь адекватное представление о Едином, нужно быть Им. А так любой рассматривает лишь каплю из этого океана; каплю, отражающую его самого. Человек, стоящий на берегу океана, видит только волны разных форм — то легкую рябь, то штормовые валы, а иногда — даже цунами, которые могут убить его мимоходом. Море видится ему влекущим и отталкивающим одновременно — но он никогда не сможет увидеть океан целиком, стоя на берегу моря и рассматривая свое отражение в воде: для этого надо подняться вверх даже не на самолете, а на космическом аппарате. А для того, чтобы исследовать глубины, ему надо опуститься вниз, в батискафе, рискуя своей жизнью. Но все это не поможет ему понять океан как целое, как Единое — для этого надо стать океаном,[282] а не оставаться внешним наблюдателем, который лишь видит волны как иллюзорное представление форм вещей, на мгновение формирующихся из Пустоты Предвечного Хаоса — самого океана…
Когда некоторые европейские философы применяют термины «бог», «всевышний», «абсолют» в значении безличного Единого, европейская чернь по привычке представляет себе седовласого старичка, сидящего на облаке, закутавшись в простыню и давшего людям десять заповедей; или сострадательного бродягу, "умершего за наши грехи"; на худой конец, нечто без облика и имени (бог — это должность), но имеющего конкретный моральный облик, требования к нам и меры воздействия. Этот образ заслоняет от черни всю перспективу (это их проблемы) и превращает их в опасных фанатиков (а это уже, к сожалению, и наши проблемы тоже).
Поэтому мы избегаем употребления этого избитого термина — "бог".
Возвращаясь к четверице как целостности, обратим внимание на интересный факт: те же христиане прекрасно подсознательно воспринимают значение четвертичности, почему и возражают против введения такого принципа в мировоззрение — их вполне устраивает троичный, иллюзорный мир. Юнг приводит как пример подобной фанатичности некоего Герарда Дорне, франкфуртского врача и алхимика, возражавшего против основных алхимических принципов (четыре стихии и так далее), "поскольку миром правит Троица, а Четверица — от Дьявола". Даже в Библии бог не сказал по поводу второго дня творения, что "это хорошо". Второе — это Иное. На второй день он именно отделил небо от земли, разделив мир на материальный и небесный, духовный.
В христианской мифологии ясно выделяются следующие четыре сущности, упрощенно:
Отец — защита + фрустрация + страх, стандартный психологический комплекс;
Сын — жертвенность (примечание: ассоциация преимущественно с Сыном, а не с Отцом показывает подсознательную инфантильность христианства, но это несколько не по теме данного исследования);
Дух — абстрактный принцип. Это легко показывается тем, что, в отличие от других составляющих Троицы, он не имеет четкого определения; олицетворяет стремление к "чему-то возвышенному" — не знание, но стремление показать знание как откровение;
Дьявол — действие.
Как видите, приходим к тому же самому и с этой точки зрения (что неудивительно, поскольку современная западная культура сформирована на основе христианского мировоззрения и одно от другого, к сожалению, отделяется с трудом.).
Если реальность мира подразумевает возможность действия (что, надеемся, не надо никому специально обосновывать), то здесь же, в реальном мире, находится и Дьявол — quod erat demonstrandum.
Объект, не обладающий никакой собственной волей, которая при известных обстоятельствах могла бы быть противопоставлена воле творца, и никакими качествами, которые отличались бы от качеств этого творца, не имеет никакого независимого существования и не способен сам выносить этических решений. В лучшем случае он представляет собой просто часовой механизм, который, чтобы функционировать, должен заводиться Создателем. Вот почему Люцифер, по-видимому, лучше кого бы то ни было, понимал волю Божью, направленную на сотворение мира, и тем самым образом точно исполнил ее, восстав против Бога и превратившись в результате в активный принцип такого создания, которое противопоставляет Богу собственную, отличную от него, волю.
Если отвлечься от христианизированного контекста, то это можно перефразировать приблизительно так: воля Природы заключается в том, чтобы разумное существо, рожденное природой, превзошло саму Природу. Это указывает на еще один аспект архетипа Сатаны — превзойти изначальные условия, управлять собственной природой. Однако из этого не следует необходимость нанесения природе вреда "из принципа" (такое следование просто глупо: «принципы» — следствие/обобщение, а не причина/основа), а также отречения от всего природного (животного) в себе. Надо просто подчинить свое животное начало разумному, а затем использовать, но не подчиняться самому.
Животное управляется своими органами, человек управляет своими органами и господствует над ними.
Как верно писал Юнг (и не только он), жизнь, будучи энергетическим процессом, нуждается в антагонизмах, без которых энергия невозможна, так как происходит энтропийное выравнивание всех потенциалов.
Добро и зло — не что иное, как моральные аспекты таких естественных антагонизмов. То, что мы столь напряженно их ощущаем, многократно осложняет человеческое существование. Но нам не избежать этого страдания, неминуемо сопряженного с жизнью.
Однако если посмотреть несколько с другой точки зрения, то можно сделать иной вывод: поскольку восприятие определенных обстоятельств, как страдание, неизбежно для человека, и при этом не имеет смысла (Вселенная имморальна!) то надо перестать быть человеком, что также относится к архетипу Сатаны. Никто не утверждает, что это легко; но этот вывод лежит на поверхности. Естественно, что вместе с этим придется отбросить и некоторые другие черты, характерные для человека — но cujus periculum, ejusdem commodum.
Интересно отметить, что процесс индивидуализации неизбежно сопровождается осознанием Тени.[283] Помните общепринятое по всему миру убеждение, что "нечистая сила" тени не отбрасывает? А если учесть, что полностью избавиться от нее невозможно по определению, поскольку она составляет часть психики, т. е. существа в целом — остается только ее ассимилировать, осознать, принять как должное, и тогда исчезнут ее внешние проявления; Тень перестанет отбрасываться.
Функционально Тень лежит в основе всякой невротической диссоциации и не может быть принята сознанием до тех пор, пока ее бессознательное содержание не будет принято безусловно. А это, в свою очередь, возможно лишь в случае принятия человеком тенденций, выраженных Тенью (пусть с критикой и коррекцией, но как свои идеи и устремления). Что как раз и ведет к внеобщественному, внестадному[284] поведению, к независимости от общественного мнения, без которой индивидуализация немыслима. Снова процитируем Юнга:
283
Тень — это две функции, которые лежат в Ид: ограничительная и демонстрационная; а также — компонента личности, содержащая то, что обычно не желает безоговорочно приспособляться к законам сознательной деятельности. Естественно, она имеет характерную антиобщественную направленность, поскольку социумом в первую очередь не одобряются именно индивидуалистические, эгоистичные желания, которые и отвергаются сознанием как "аморальные".
284
Нюанс: «А-общественный» (НЕ-общественный) для общества