— А разве сегодня не пятница? — неожиданно спросил Канцлер.
Все дружно посчитали на пальцах. Предположение подтвердилось.
— По пятницам мясо пахнет рыбой, — объяснил Канцлер, — а я рыбу терпеть не могу.
Компания удовольствовалась сухим молоком и тунцом в масле. Еды достало бы на десять человек. После этого все разместились на переднем сиденье и двинулись в путь.
Места хватило всем троим. Сиденье было вполне удобным, хотя и не слишком уютным: резина вся потрескалась, и на грязно-зеленом покрытии проступали белесые проплешины.
Пол был устлан мусором разной степени затоптанности. Когда грузовик подпрыгивал на ухабах, внизу перекатывались предметы цилиндрической формы: бутылки, консервные банки и алюминиевые кружки.
Невыносимо пахло бензином. Постепенно привыкли и к запаху, и к тарахтению мотора.
Малышка сидела между водителем и Джонатаном. Она, видимо, недавно вымылась, поскольку на ушах еще не высохла мыльная пена, и причесалась, о чем свидетельствовала не такая взлохмаченная, как накануне, рыжая шевелюра, однако в сущности девочка не слишком изменилась. Платье напоминало жеваную тряпку, а носочки — замызганные бинты. Порванный ремешок на сандалии никто не починил.
Старик выглядел не лучше.
Отросшая щетина немного сгладила рытвины на лице, зато покрыла его неопрятной тенью. Он тоже не очень изменился. На нем по-прежнему были надеты коричневый костюм в тонкую светлую полоску, белая хлопчатобумажная рубашка и черный вязаный галстук. То есть еще угадывалось, что когда-то его одежда была именно такой.
Канцлер вел машину поразительно неровно. Он то гнал как бешеный, то без всякой видимой причины тащился, словно ожиревший пешеход. Иногда он резко тормозил, а порой круто поворачивал, якобы объезжая препятствия. Каждый раз, переключая скорости, он отпивал из горлышка бутылки, стоявшей по правую руку.
Все это изрядно изматывало нервы.
— Куда вы едете? — спросил Джонатан, не сводя глаз с дороги.
— К моему дяде, — ответила Ангина. — Поскольку вы задали мне один вопрос, я имею право на семь. Если не ответите, я вас высажу.
— Нельзя ли отложить вопросы на попозже, я немного устал.
Принцесса заговорщицки взглянула на Канцлера, а он в свою очередь ей подмигнул, что оказалось весьма рискованно: грузовик занесло влево, и он чуть не задел несшийся навстречу автобус.
— Отвечать на какие-то жалкие семь вопросов он, видите ли, утомился, хотя самому придумывать и задавать вопросы у него сил хватает! Между тем гораздо сложнее сочинять вопросы, чем на них отвечать!
За тирадой последовало долгое обиженное молчание. В конце концов Джонатан сдался.
— Я отвечу, если Канцлер будет смотреть на дорогу.
— Не волнуйтесь, он не станет за нами подглядывать. Я завяжу ему глаза.
— Нет, нет, не стоит. Я и так отвечу.
— Первый вопрос: воняют ли копыта у кентавров?
— Только если они не моются. Кентавры, соблюдающие правила гигиены и ежедневно принимающие ванну, не издают никакого неприятного запаха.
— Слышите, Канцлер? И бросьте рассказывать сказки, будто вы кентавр! Второй вопрос: сколько времени в часах?
— В зависимости от обстоятельств. Чтобы узнать точное количество, следует обратиться к часовым, которые на них стоят. У них самые верные сведения.
— Третий. Какой масти была белая лошадь Генриха Четвертого, а заодно скажите, каков цвет лица всадника?
— Генрих Четвертый позеленел от страха, а его конь покраснел от стыда. Или наоборот.
— Четвертый. Когда садовник бывает предателем?
— Когда он продает настурции.
— Пятый. Правда ли, что одно ухо у нас предназначено для французской речи, а другое — для английской?
— Правда, если вы одинаково хорошо владеете обоими языками.
— Шестой. Вы негодник?
— К сожалению, да. В минуты негодования.
— Седьмой. Когда звонят во все колокола?
— Никогда, потому что в овсе колоколов нет. Как, впрочем, и во ржи, и в пшенице.
Канцлер выпустил руль и захлопал в ладоши. Грузовик занесло в придорожные кусты. Старик не дрогнув снова спокойно взялся за баранку.
— Мой мальчик, вы достойно вышли из положения. Я кое-что понимаю в мужчинах. Вы далеко пойдете. Именно такие люди необходимы Принцессе, чтобы раскрыть гнусный заговор, который плетут подлая госпожа Гужина и угрюмый Кольбертов заодно с Герцогиней Бисквитти, Маркграфом де Грюйер и их головорезами. Эта клика злодеев протянула свои щупальца по всему нашему любимому королевству. Обманутый, униженный, возбужденный народ восстал. Вы ведь знаете, как это происходит. Скоро туда же полезут мыслители, потом ученые, и начнется анархия. Накажут виновных, откроют школы, музеи — и воцарится мерзость. Конечно, Принцесса по-прежнему популярна. Ей достаточно было сказать одно слово, и власть осталась бы в ее руках. Но какое слово надо было произнести? Непросто говорить с неграмотными! Они могли неправильно его истолковать, обидеться, рассердиться. Нет, поверьте, лучше было промолчать и уйти. К тому же я, как вам известно, абсолютно не переношу вида крови. Особенно своей! Маркграф и Герцогиня, которых подговорили Гужина и Кольбертов, ловко воспользовались ситуацией. Они набросились на Принцессу, ограбили ее, сломили, уничтожили и лишили меня куска хлеба. Я слишком слаб для борьбы с ними. В свое время я бы гордо принял брошенный ими вызов. Но кого я смогу сейчас победить, с моей пенсией и варикозом? Зубы гнилые, живот надутый, утром еле разлепляю глаза, будто в них крошки насыпали, все кости скрипят. К сладостям начал испытывать постыдную страсть. В каждом населенном пункте я бегу на почту, пытаясь получить пенсию. Увы. Я либо не успеваю, либо опаздываю. Если вас, молодой человек, тронул хотя бы один слог моей речи, то нам мог бы представиться случай скрепить узы нашего братства бутылочкой вина. Ну что?