Совану и впрямь хотелось свернуть шеи этим недоумкам, но заменить их было некем, он не мог послать никого, чтобы это не стало известно Криель Тхатю. Нечеловеческим усилием воли Сован взял себя в руки и прошипел в трубку холодным, пронизывающим до костей голосом: «Завтра на рассвете я хочу иметь двух покойников. Или это будут они, или вы, выбирайте».
Лыэнг оторвал от уха трубку и вытер пот, струями стекавший со лба. Кдан даже перестал жевать, что говорило о крайней степени волнения.
– Если до завтра их не прикончим, он сам нас порешит, – безжизненным голосом поведал Лыэнг.
В эту минуту все честолюбивые устремления покинули несчастного неудачника, и он больше всего на свете захотел вернуться к прежнему скромному существованию, бегать у всех на побегушках, откладывать на старость скромные сбережения, навещать по воскресеньям маму и сестер, вести жизнь скучную, бесцветную, а главное – не попадать на глаза великим мира сего. Но делать было нечего, всемогущий Будда услышал горделивые мечтания никчемного честолюбца и наказал, исполнив его желания.
– Как же мы их найдем? – жалобно простонал толстощекий, похожий на испуганного хомячка Кдан.
– В дороге им некуда деться, но когда они доберутся до города… Надо срочно найти какой-то транспорт. Сколько у тебя с собой денег?
Кдан достал из кармана смятые купюры и, тщательно пересчитав, ответил: «Восемьдесят тысяч риелей и пять долларов».
– Негусто. У меня сто двадцать тысяч риелей и семь долларов. Придется выкручиваться, – усиленно хмурил высокий, бестолковый лоб Лыэнг.
– Я не хочу тратить свои деньги, – заартачился жадноватый, недалекий Кдан.
Но спустя час они уже катили по дороге в сторону Кампонгтхома, сидя на стареньком, помнящем еще французское владычество мопеде. Грязь весело разлеталась из-под колес. Мотор рокотал, как турбина авиалайнера. Из ржавой выхлопной трубы с громкими хлопками вырывались облака черного, вонючего дыма. Но это был единственный транспорт, который смогли добыть два романтика ножа и кастета, порядком облегчив свои карманы. Продать сильно пострадавший хозяйский «Опель» или обменять его они не решились, а только пристроили его на хранение хозяину разрушенной лавочки в качестве гарантии последующего возмещения нанесенных ими убытков.
Глава 7
Инспектор пномпеньской полиции Тьек Сом Аем сидел в своем маленьком душном кабинете и вытирал потный лоб большим синим платком. Когда его назначили начальником местного полицейского управления, он весь сиял от гордости, коллеги завидовали ему, да он и сам себе завидовал. Как же, на его территории проживают почти все видные, богатые и почетные граждане страны, включая премьер-министра. Какое доверие, какая ответственность, какая честь! Именно с этими чувствами он разбирал на протяжении последних семнадцати лет все поступающие к нему заявления и жалобы. В основном они сводились к мелким кражам, которые легко раскрывались, – нерадивый сторож прихватил на кухне серебряную вилку. И мелким дракам. Две горничных подрались из-за старого платья госпожи, не могли поделить, кому оно достанется. Садовник явился на работу подвыпившим и, поссорившись с дворецким, разбил последнему нос. Тихая спокойная жизнь, почет и уважение коллег и подчиненных усыпили, убаюкали некогда энергичного, проницательного, неутомимого инспектора Аема, и вот теперь, когда до пенсии ему оставалось два года, он сидит у себя в кабинете, весь мокрый от переживаний, от свалившейся на него ответственности, а самое главное, от намечающегося международного скандала.
Ну почему? За что? Он уже отвык, забыл, как это делать, да и подчиненные у него один другого краше. В самом прямом смысле слова. Красавчики с лощеными лицами, которых можно послать в приличный дом, вежливые, смазливые олухи, один из них дошел до того, что стал выщипывать брови, чтобы придать им красивую форму. Кретин, мечтает жениться на богатенькой девочке. Слоняется целыми днями по кварталу, патрулирует! И как, скажите на милость, он справится с этим делом, имея таких помощников?
Бедный старый инспектор открыл ящик такого же, как и он, старого потертого стола, который тоже давно уже мечтал о пенсии, и достал оттуда пакетик жареных кузнечиков, он каждый день покупал их по пути на службу, ему нравилось похрустеть ими, глядя на пышную зелень за окном. Инспектор не курил, очень мало пил и вообще не имел никаких вредных привычек, жареные кузнечики были его единственной слабостью, но его глупая, старая, хлопотливая жена совершенно не умела их готовить, они вечно выходили то слишком жирные, то слишком сухие.