Во время реконструкции и ремонтных работ все указания Адама выполнялись точно и добросовестно, однако было совершенно очевидно, что распоряжения молодого хозяина выполняли только строительные рабочие. Во всем же, что касалось ведения домашнего хозяйства, все в доме шло совсем не так, как он велел.
За три недели, которые Адам провел в Ларчмонт-Лодже, он успел заметить, что завтрак никогда не подавался тогда, когда он этого требовал. Ни завтрак, ни обед, ни ужин. И ни одно из его хозяйственных распоряжений не выполнялось в точности – словно кто-то специально расстраивал его планы. Но почему так происходило – на сей счет Адам мог только строить догадки. Впрочем, следовало отдать слугам должное – повсюду царил образцовый порядок, то есть в каком-то смысле хозяйство велось идеально.
Керстин однажды сказала, что домашнее хозяйство в Англии ведется так, чтобы было удобно слугам, а не господам. Адам тогда не поверил сестре, но сейчас убедился в справедливости этого странного на первый взгляд утверждения. Разумеется, такое положение дел Адаму было не по вкусу, но он ничего не мог с этим поделать, даже не мог выставить из дома собаку Джианы.
Как-то раз Адам вошел в свою спальню и увидел волкодава, спавшего на его кровати. Пес лежал на спине и во сне скалил зубы. Стараясь не разбудить обнаглевшее животное, Адам осторожно попятился к выходу и закрыл за собой дверь. Потом в раздражении закричал:
– Мисс Лангстром!
Одна из дверей в коридоре отворилась, и на пороге появилась темноволосая Бренна.
– Не вы, – пробурчал Адам. – Другая мисс Лангстром.
Бренна нахмурилась, однако промолчала.
Адам, не на шутку рассердившись, спросил:
– Где Джорджи? Мне нужна Джорджи. Где ваша сестра Джиана?
Бренна молча указала на комнату камердинера. Адам быстро прошел по коридору и открыл дверь.
– Мисс Лангстром! – прокричал он, переступив порог.
Джиана, сидевшая на корточках у каминной решетки, повернула голову. Адам заметил, что на девушке было черное шелковое платье, а сверху – простенький ситцевый фартук. Черное платье как нельзя лучше подходило к белокурым волосам Джианы, чего нельзя было сказать о саже на ее щеках. Девушка чистила камин и собирала золу в деревянное ведро.
– Вы меня звали? – спросила она. – Что случилось?
– Я хотел поговорить с вами о вашей собаке.
– Ах! – Джиана так поспешно вскочила на ноги, что наступила на свой подол, потеряла равновесие и упала. Стоявшая на каминной полке фарфоровая статуэтка, изображавшая пастушку, свалилась и разбилась о каменную плиту.
На лице Джианы отразился ужас. Она опустилась на колени и стала собирать осколки фарфора. Такое с ней случалось уже не в первый раз. Это продолжалось изо дня в день. Как только она неожиданно встречалась с Маккендриком, все валилось у нее из рук. Вчера, случайно столкнувшись с Адамом в коридоре, она уронила поднос с посудой, которую несла на кухню. И за три дня до этого нечаянно разбила в его кабинете коллекцию глиняных трубок. А в тот же день в столовой, когда Маккендрик вошел, выронила из рук фарфоровую чашку.
– Простите, мне очень жаль… – пробормотала она.
Джиане было стыдно за свою неловкость, и она старалась как можно быстрее собрать осколки. В какой-то момент, не подумав, она провела ладонью по каминной плите, чтобы собрать самые мелкие из них.
– Нет! – крикнул Адам, схватив ее за руку, но было уже поздно – Джиана порезала руку осколком овечки, украшавшей основание статуэтки.
Она вскрикнула от боли и от неожиданности и инстинктивно сжала пальцы в кулак, чтобы остановить кровь, капавшую из ранки.
– Не надо! Прошу вас… – Маккендрик осторожно взял ее за руку. Заглянув ей в глаза, добавил: – Позвольте я вам помогу.
Джиана разжала пальцы и позволила Адаму осмотреть ранку.
Морщась так, словно это он сейчас испытывал боль, Адам тщательно осмотрел руку девушки. Из ранки торчал осколок фарфора. Порез оказался довольно глубоким, и из него капала ярко-красная кровь.
Взглянув на свою руку, Джиана затаила дыхание. Адам же, стиснув зубы, осторожно вытащил из ранки осколок. Наверное, Джиане было больно, но она молча терпела.
Снова подняв голову, Адам увидел крупные слезинки, задрожавшие на ресницах Джианы. Взглянув на ее руку, он мысленно удивился; рука была необыкновенно хрупкой и нежной, а кожа казалась почти прозрачной, так что сквозь нее просвечивали голубые жилки.
Вытащив из кармана чистый носовой платок, Адам осторожно приложил его к ранке, чтобы остановить кровь. Потом опять посмотрел в лицо Джианы и невольно улыбнулся – в эти мгновения она походила на маленькую растерянную девочку, не понимавшую, как так вышло, что с ней приключилась такая неприятность. Под влиянием порыва Адам приложился губами к ладони девушки, чтобы облегчить боль, – так всегда делали его старшие сестры и мать, когда он маленьким мальчиком падал и обдирал себе коленки.
Едва лишь губы Адама прижались к ее руке, Джиана вспыхнула. Искреннее сочувствие, которое она увидела в его темных глазах, глубоко тронуло девушку. Мгновение, показавшееся Джиане вечностью, она как завороженная смотрела на этого мужчину – смотрела, не в силах отвести взгляда.
– Я очень сожалею, что разбила пастушку, – пробормотала она наконец.
– Пустяки. Не думайте об этом, – ответил Адам.
– О нет, это не пустяки, – возразила Джиана, прекрасно понимавшая, что погубила превосходное фарфоровое изделие шестнадцатого века. – Но я заплачу за нее. И за все остальное, что я разбила.
– Нет нужды. – Адам пожал плечами. – Это я виноват, что напугал вас. Если бы я не накричал на вас из-за собаки, вы бы не разбили статуэтку. Кроме того, эта фигурка всего лишь дешевая безделушка.
– Что вы!.. – воскликнула Джиана. – Поверьте, вы заблуждаетесь. Это настоящий саксонский фарфор…
Адам взглянул на нее с удивлением:
– Откуда вы знаете?
Осознав свой промах, Джиана в замешательстве кусала губы.
– Мы… То есть она… У нее была коллекция саксонского фарфора.
– У кого?
– У графини Брокадии, – ответила девушка.
– Брокавии, – поправил Адам, поглаживая ее руку. Джиана зарделась.
– Ах, простите… Это все из-за того, что я не очень хорошо знаю английский.
– Вы прекрасно говорите по-английски, – возразил Адам. – Я нисколько не сомневаюсь в том, что вы превосходно знаете этот язык. А вот ваша графиня… В ее существовании я не столь уверен.
– Я вас не понимаю. – Джиана опустила глаза.
– Думаю, что понимаете. – Адам пристально посмотрел в глаза девушки и добавил: – На самом деле не было никакой графини Брокавии, не так ли?
Джиана не смела поднять глаза. Пряча руки в складках юбки, она пробормотала:
– К-конечно же, была.
Адам прищурился и покачал головой.
– Неужели? А если я отправлю запрос, чтобы это выяснить, и выведу вас на чистую воду?
Джиана побледнела. От волнения у нее перехватило дыхание, и она не могла вымолвить ни слова.
Заметив ее испуг, Адам почувствовал угрызения совести.
– Успокойтесь, – сказал он. – Я пошутил. Я ничего не собираюсь выяснять.
Девушка по-прежнему молчала.
– Джорджи, вы что, не поняли? Наплевать мне на ваши рекомендации. Вы и ваши родственники – прекрасные работники. У меня нет к вам никаких претензий.
Джиана подняла на него глаза, силясь улыбнуться.
– Правда?
– Конечно, – кивнул Адам.
– Это все из-за меня, – пробормотала девушка. – Я ужасно неловкая и неуклюжая. Как слон в посудной лавке…
«Слон в посудной лавке…» Адам рассмеялся.