— Как показала практика, нет таких трудностей, которые не смогла бы преодолеть наша будущая королева! — Натали обняла Дженевьеву: — Джи, я знаю, что ты самая сильная из всех нас и справишься со всем. Но пожалуйста, будь осторожна! Ради меня, ради всех нас! Мы тебя очень любим! — глаза обычно сдержанной Натали заблестели, слезинки предательски мерцали, трепетно дрожа, на самом краешке ресниц.
— Дженевьева, удачи тебе! Мы ждём вас с Армандом скорее назад! — пропела Белль тоненьким голоском, порывисто обняв принцессу.
Громкий грохот раздался уже совсем неподалеку. Дрожь пронеслась по стенам замка — армия Олзена пробиралась всё ближе и ближе.
— Пора! — Зерда приободряюще сжала плечо Дженевьевы.
— Ваше Прэвосходнэйшиство! Удачи вам! — пропищало, готовое вот-вот разразиться слезливыми ручьями, Зеркало и тут же исчезло, оставив за собой холодную, мутную поверхность желеобразной глади.
Принцесса, окинув прощальным взором трепетно прижавшихся друг к другу подруг, шагнула навстречу неизвестности. В очередной раз, преодолевая сомнения и страх, преодолевая саму себя, она шла вперёд — навстречу новым испытаниям, навстречу новой жизни, навстречу своей судьбе с гордо поднятой головой, увенчанной символом своего будущего могущества — короной.
Желеобразный проход в Зазеркалье оказался приятным на ощупь — прохладным, мягким, нежным. Открыв глаза уже по ту сторону, принцесса оказалась в светлом овальном коридоре, испещрённым множеством белых дверей. Блестящие электрические лампы, редко нарушавшие идеально гладкий овальный потолок, светились неспокойным, дрожащим светом. Джи шла вперед, осторожно ступая по скрипящему, контрастно старому паркету. Местами, там, где половицы давно уже сгнили, зияли белые дыры, светящиеся голубоватым светом. Джи подошла к одной из них и, заглянув внутрь, тут же испуганно попятилась назад — голубоватым светом светилось небо. Под прогнившим, скрипучим паркетом не было ничего, кроме небесной пропасти. Дженевьева прижалась спиной к холодной белоснежной стене — сзади что-то кольнуло. Железная дверная ручка упёрлась ей прямо в туго обтянутую золотым кружевом спину.
— Ну что ж, раз ты сама просишься… — с этими словами девушка вошла в тёмную, заваленную всяческим хламом комнату.
Закрыв за собой дверь, Дженевьева оказалась в полной темноте. Слабо мерцающий рыжий фитилёк керосиновой лампы, стоявший на столике в углу, храбро боролся не на жизнь, а на смерть, с внезапно ворвавшимися вместе с Дженевьевой струями свежего воздуха. Принцесса подошла к лампе и, слегка повернув железную звёздочку, подарила затухающему огоньку новую жизнь. Запылав с новой силой, в благодарность своей спасительнице, огонёк осветил маленькую комнатушку горячим жёлтым светом. Джи оглянулась по сторонам — и без того маленькое помещение было завалено всевозможным хламом: там были и старый глобус, и сломанные настенные часы с кукушкой, и рваный сиреневый портфель с большой красной клубничкой рядом с металлической застёжкой. Принцесса подняла портфель с пола и поднесла поближе к лампе.
— Да это же мой школьный ранец! — воскликнула удивлённая девушка.
Джи взяла со стола лампу и обвела вокруг — повсюду лежали её старые, давно утерянные вещи.
— И в чём тут загвоздка? Что я должна сделать? — задумчиво проговорила вслух Дженевьева, озираясь по сторонам.
Принцесса была уверена, что всё это должно что-то значить. Возможно, это было первое препятствие на пути в Междумирье. Она принялась внимательно разглядывать свои обветшавшие, покрытые толстым слоем пыли, вещи. Её внимание привлёк зеленоватый отблеск неподалеку от глобуса. Это была её самая первая брошь — пальмовый листочек, покрытый зеленоватой блестящей пыльцой, с белой жемчужинкой посередине.
— Ах вот куда ты подевалась… — улыбнулась Джи, сдувая толстый слой седой пыли с тоненьких золотистых пальмовых веточек.
Она повертела блестящий листик в руках — за много лет странствия по заброшенным тёмным и пыльным углам, жемчужинка потеряла свой перламутровый блеск, но зелёная мерцающая пыльца была, всё ещё, как новая. Именно она привлекла внимание Джи в самый первый раз, чем-то напоминая Рождественский праздник. Одна из крупинок зеленоватой пыльцы заметно выделялась — её блеск был особенным, более ярким, мерцающим не в такт огоньку керосиновой лампы. Девушка приблизила брошь поближе и ещё внимательнее вгляделась в метаморфозу. Внезапно её ослепил яркий зелёный свет, хлынув с пальмового листика стремительным потоком, сделав круг по комнатушке, он обвился вокруг Джи и, уменьшив её до крошки, утянул за собой в блеск пальмового листка. Раздался тоненький металлический стук — брошь упала на каменный пол. В комнате стихло.
Открыв глаза, Дженевьева увидела прямо перед собой маленькую девочку с огромными зелёными глазищами. Её рыжие косички, туго заплетённые в гофрированный белый бант, забавно торчали в разные стороны. С плеча свисал сиреневый ранец с клубничкой.
— Привет. — промямлил ребёнок исподлобья.
— Привет. — отозвалась Дженевьева, стараясь припомнить, где встречала эту девочку раньше — она показалось ей знакомой.
— Как тебя зовут? — продолжила рыжая девочка, ковыряясь носком серого сандалика в куче опавших жёлтых листьев.
— Джи. — ответила принцесса.
Только сейчас Дженевьева заметила, что они в осеннем парке. Рядом высился могучий пышнокронный дуб, щедро сбрасывая пухлые плоды на землю, на радость местной детворе. Если, конечно, в этом месте был ещё кто-то, кроме них двоих.
— А меня- Дженевьева! — чуть с большим энтузиазмом проговорила девочка.
Закончив ковыряться в хрустящей куче, маленькая Дженевьева подняла с земли дубовый листик, задрав его высоко над головой. Загородив солнце, листик загорелся кроваво- красными жилами увядающей древесной плоти.
— Ты знаешь, что его уже не спасти? Даже если посадить заново или поставить в кружку с водой — его уже не спасти. Он безнадёжен. Безнадёжно красив, смертельно красив. — голос маленькой Джи оказался неожиданно серьёзным, пугающе серьёзным.
Маленькие дети не должны говорить таким тоном — тоном человека, повидавшего не одну жизнь и пожившего не два десятилетия. Грустно вздохнув, девочка пустила листик по ветру и повернулась лицом к оторопевшей Дженевьеве.
— Да. Конечно знаю. — только и нашлась, что ответить принцесса, провожая взглядом подхваченный тёплым потоком осеннего ветра багровый лист.
Девочка пнула попавшийся под ноги желудь и подошла к Дженевьеве.
— Пойдем со мной! — она потянула принцессу за руку.
Маленькая тёплая ручка девочки утонула в ладони Дженевьевы. Шагая рядом с маленькой Джи, принцесса с любопытством разглядывала её смешные, подпрыгивающие в такт маленьких, частых шагов, рыжие косички. Огромные полупрозрачные банты, будто два облака сладкой ваты, перекатывались по спине из стороны в сторону, как маятники. Расстёгнутая застёжка ранца, с каждым шагом лязгая противным, режущим слух, металлическим звуком, возрождала воспоминания о знаменитом покорителе ветряных мельниц. Странное чувство вновь посетило принцессу — будто где-то она уже это видела. Защемило в груди. Дженевьеве показалось, что она чувствует, как бьётся сердце маленького, не по-детски серьёзного создания. Ей казалось, что она чувствует как бьётся и её собственное сердце — как бьются два их сердца в унисон.
Дойдя до деревянного столика неподалеку от дубового раздолья, девочка закинула ранец на засыпанную, опавшей с соседнего ясеня, листвой дощатую поверхность.
— Что ты здесь делаешь совсем одна? — спросила Дженевьева.
В парке уже начало смеркаться.
— Жду тебя. — буркнула девочка, одарив принцессу строгим взглядом, которым, обычно, смотрят на непонятливых, непослушных детей строгие преподавательницы начальной школы.
Маленькая Джи раскрыла ранец и, покопошившись там с минуту, выложила на стол, казавшуюся в её маленьких ручках непомерно огромной, красную бархатную книгу, расшитую разноцветными самоцветами.
— Книга легенд! Но как? — не сдержала своего нервного вздоха Дженевьева.
Принцесса уже поняла, что это был её ранец, тот самый сиреневый ранец с клубничкой, а эта маленькая девочка с косичками — она сама.