В фойе нашего отеля я всерьез раздумываю над тем, чтобы обратиться к секьюрити и пожаловаться, что вот этот странный мужчина с каким-то полоумным взглядом меня преследует и, кажется, хочет похитить мою дочь. Останавливает меня лишь опасение, что бросив беглый взгляд на него, суровый араб в форме заявит, что у отца ребенка такие же права, как и у матери. Боюсь, второй раз уже не получится замять дело и посмеяться над “все славяне для арабов на одно лицо”. Поэтому я уныло шлепаю “лодочками” по начищенному до блеска кафелю и молюсь, чтобы Малинка отказалась от аквапарка. Понимаю, что дело безнадежное, но все равно надеюсь на чудо.
Но чудо, естественно, не случается. Точнее, случается, но не у меня. А вот моя дочь визжит от восторга, когда Горский не только развлечение ей предлагает, но и пиццу.
Я было открыла рот, что упрекнуть его в том, что кормит моего ребенка фастфудом, но вовремя вспоминаю, что сама обещала ей пиццу в качестве компенсации за то, что пришлось отлучиться по работе.
Но это, конечно же, не мешает мне пыхтеть и раздражаться от каждого действия Горского.
Возможно вечером, когда останусь одна, у меня будет шанс разобраться со своими чувствами. Понять почему меня так раздражает его внимание к Малинке, ее отношение к нему и самое главное, то — какая идиллия творится между ними.
Почему вместо того, чтобы порадоваться, что у меня есть время поработать над проектом (очень выгодным, между прочим), я скриплю зубами и раздуваю ноздри каждый раз, когда Максим смешит Алину. Чувствую себя злой феей, которую забыли пригласить на крестины новорожденной принцессы. Того и гляди — отрастут рога и я начну сыпать проклятиями направо и налево. Вот только в нашем случае, в зачарованный сон на сто лет отправится не маленькая принцесса, а Максим. И уж я позабочусь, чтобы никакие принцессы и близко не лезли к нему с волшебными поцелуями!
На брюзжание и ворчание у меня уходит минут сорок. Потом я все-таки открываю ноутбук… и пропадаю. Проект настолько меня захватывает, что я не обращаю внимание ни на шум вокруг, ни даже на летящие в меня брызги, когда не в меру упитанный подросток приземляется в бассейн в пяти метрах от меня.
Я погружаюсь в рекламную литературу, дотошно изучая рынок местной недвижимости и лишь изредка киваю официантке, чтобы принесла мне еще кофе.
Через какое-то время к моему столику подбегает Алина и начинает с восторгом рассказывать о какой-то черной горке, внутри которой “темно-темно, как в космосе”, но заверяет, что ей было совсем не страшно потому что Максим пообещал поймать ее внизу. Я поднимаю растерянный взгляд от экрана и словно только сейчас замечаю, где нахожусь. Моргаю несколько раз, глядя на счастливое лицо дочери и пытаюсь, сосредоточиться, чтобы прокомментировать ее рассказ, но в этот момент рядом с ней материализуется Горский и мягко произносит:
— Идем, принцесса, маме надо поработать. Я договорился, чтобы тебя пустили на ту зеленую горку. Под мою ответственность, разумеется.
— Она не зеленая, а бирюзовая, — важно замечает дочь.
— Упс, тогда у нас проблема, — Максим делает огромные глаза и театрально сокрушается, — потому что я договаривался именно о зеленой. Ты, вообще, знаешь как будет бирюзовый на английском? Я это слово никогда в жизни не выговорю.
— Тёркоиз, — произношу на автомате, но понимаю, что эти двое меня уже не слышат.
Алинка смешно семенит за Горским, который забавно прыгает по раскаленному покрытию. На дочери, в отличие от него, есть шлепки. А он, видимо, так спешил, что даже не удосужился их надеть, несмотря на явный дискомфорт, который причиняет ему плитка.
Чего он так торопился, интересно?
Какое-то время я продолжаю смотреть им вслед и только когда снова перевожу взгляд на экран, понимаю, что Максим скорее всего просто не хотел, чтобы Малинка отвлекала меня от работы.
Приятное удивление тут же смывается болезненным уколом совести. Как там Горский сказал… мать я, или где? Сижу тут, прохлаждаюсь. А в это время какой-то левый мужик развлекает мою дочь!
Чувство вины моментально расползается по венам и беспощадно жалит сердце. Я и так постоянно много работаю. Обещала же ей, что будем отдыхать, а сама и трех дней не протянула без рабочего проекта. Чувствую, как в глазах собирается влага и схватив солнечные очки со стола, напяливаю их одним рывком.
Несколько минут самобичевания и бессмысленного глядения в монитор заканчиваются так же внезапно, как и начались. Нет, слезы из глаз все так же продолжают предательски бежать, заливая клавиатуру, но вместе с тем тональность моего настроения заметно меняется.