— Она спит, — заторможенно отвечаю, пытаясь распробовать на языке эти слова. Точнее, сами слова мне для меня, естественно, не новы. Но голос… его голос в сочетании с “моя дочь” затекает в мои уши, словно сладкая патока. Горячими волнами расходится по крови. Согревает. Обволакивает заледеневшее сердце.
— Она спит, Максим, — выдыхаю осторожно.
Он выглядит встревоженным. Всполошенным. Будто с трудом понимает, где находится и что сейчас происходит. Опасное состояние. Ему нужно успокоиться. Нельзя, чтобы он вот так просто разбудил ее и вывалил эту информацию.
— Я… Я должен… Алина должна… Мне нужно ее увидеть.
— Нет, Максим, — произношу как можно более спокойно. — Сначала нам нужно поговорить. Наконец-то.
— Как ты могла? — болезненно хрипит он. — Ты не имела права это скрывать!
— Серьезно? — выдыхаю с горькой усмешкой.
Его реакция меня, естественно, не удивляет, но злит до мозга костей. Не имела права?
— Может, мне надо было объявление в передачу “Жди меня” на первом канале дать? Или баннеры по городу развесить? Эй, самозванец, который навешал мне лапшу на уши, вернись, ты скоро станешь папочкой!
Ядовитые слова достигают своей цели. Максим дергается, будто я его ударила, но в данный момент мне его совсем не жалко. Что бы я ни сказала, что бы ни сделала сейчас — это не компенсирует ту боль, через которую я прошла. Разбитое сердце. Одиночество. Страх, что не справлюсь.
— У тебя было миллион шансов после этого! — задыхается он. — Миллион, Ярослава!
Не Птенчик, не Яра… Максим злится. Но я, знаете ли, тоже. Невероятно. Я словно Халк из фильма в момент превращаюсь из интеллигентного человека в зеленого монстра, сносящего все на своем пути.
— Насчет миллиона не знаю, — прищуриваюсь в гневе, — но несколько шансов точно было, согласна. Вот только ты мне их не дал, Горский! Ни единого! Первый наш разговор в твоем кабинете помнишь? Я еще, как дура притащила дочь на работу, чтобы не отходя от кассы познакомить с папочкой… И? Напомнить тебе, как прошел наш разговор?
— Не надо, — понуро произносит.
Но меня это, конечно же, не останавливает.
Слова вылетают из моего рта с такой скоростью, будто я годами репетировала этот разговор. И наверное, так и есть. Почти семь лет я представляла нашу встречу. Фантазировала о том, что скажу ему. В каких-то фантазиях Алина становилась знаменитой певицей и в одном из интервью на федеральном канале скромно рассказывала печальную историю о своем отце-самозванце, в других мы случайно встречали его на улице. Причем, он бы непременно просил милостыню, а мы бы “подали копеечку” с барского плеча… Ну ладно, допустим такая мысль промелькнула у меня лишь однажды, но факт в том, что я думала об этом разговоре. Много. И сейчас у меня наконец-то появился шанс все высказать.
— Ты поставил мне условие никогда не вспоминать то, что произошло на том форуме! Я уже молчу о том, в каком контексте ты это сказал! Мы, женщины, не забываем, да? Да, черт возьми! — перехожу на какой-то ультразвук. — Каким бы мудаком ни был мужчина, сложно о нем забыть, когда у тебя от него ребенок!
Максим морщится, будто мои слова — это пули. Прикрывает глаза и прикусывает нижнюю губу. Искренне надеюсь, что в данный момент проклинает он себя, а не меня. Пусть вспоминает. Пусть воскресит в памяти тот разговор и попробует поставить себя на мое место!
— Но даже после этого я не сдалась. Видит Бог, надо было послать тебя подальше и уведомить по почте, но тогда, на пляже, я снова решила поднять этот вопрос.
— На пляже? — переспрашивает оторопело.
— Да, на пляже, — с трудом понижаю голос, чтобы не разбудить Малинку.
— И ты снова не захотел меня слушать. Так боялся, что мои слова разрушат твою “сказку”, что просто закрыл мне рот. Буквально!
— Я думал, ты хотела извиниться, — выдает он смущенно.
— Пппрости, что? — ошалело выплевываю.
— Я думал, что ты хотела извиниться. За тот шантаж. И поэтому не стал портить такой прекрасный вечер.
Глава 41
Шок накрывает меня раскаленными волнами. Кожа будто ожогами покрывается и слетает мерзкими обуглившимися хлопьями к моим ногам. Он думал, я должна извиниться? Какой, к черту, шантаж??
Как там Ежи Лец сказал? Я думал, что это дно, но потом снизу постучали.
Вот примерно это Горский сейчас и делает. Стучит. Я бы даже сказала тарабанит.
— Ты в своем уме?
Несмотря на бушующий под кожей огонь, голос выходит гораздо тише, чем звучит в моей голове. Я задыхаюсь. От боли. От возмущения. От банальной нехватки кислорода в легких.