— Вот видишь, — назидательно заключает она. — Твои близкие примут любое твое решение. А значит слушать ты должна только себя.
Я согласно киваю, но тут же понимаю, что сложно слушать себя, когда вокруг творится такой гам.
— Что там происходит? — Юлька аккуратно высовывает голову из курилки и тут же захлопывает дверь, бледнея на глазах. Но еще до того как я успеваю спросить у нее что такого она там увидела, дверь перед нами распахивается и в проеме появляется Максим, за которым маячит любопытная толпа из практически всех наших сотрудников:
— Так вот где прячется мой любимый сотрудник и по совместительству мать моего ребенка! — радостно выдает он, одарив меня своей самой лучшей улыбкой.
Глава 64
— Что ты творишь? — шипит Ярослава, одновременно пытаясь изобразить невинную улыбку. Будто не составляет в своей красивой головушке план о том, как расчленить меня в какой-нибудь каморке.
— Дорогая, — лучезарно улыбаюсь и обвожу глазами растерянных сотрудников. — Уверен, рано или поздно наши коллеги и так бы обо всем догадались. Нашу с тобой химию сложно скрывать. Ну а о том, что Малинка как две капли воды похожа на меня я вообще молчу!
— Как две капли? — возмущенно рычит Ярослава, но ее кажется, никто не слышит.
Негодование Птенчика сейчас заглушает стройный гул голосов:
— Я знала!
— То-то мне с самого начала показалось это подозрительным.
— И я сразу поняла, как только его увидела, но никак не могла поверить!
В любой другой ситуации я бы посмеялся над этими диванными генетиками, но сейчас мне это только на руку. Их желание оказаться правыми играет в мою пользу. В нашу точнее. Правда, судя по ошеломленному лицу Яры, она со мной не согласна. Что ж, ее не было в офисе почти две недели. Она не слышала все эти сплетни про наш совместный отдых и разнообразные версии того, как “этой профурсетке” удалось заполучить расположение босса и каким именно местом она обратно заработала свою должность после громкого увольнения. Поэтому, хочет она этого или нет, но в первую очередь я делаю это ради нее. И уже во вторую ради себя и своего желания поскорее заявить целому миру, что у меня есть дочь. Не просто дочь. Прекрасная! Удивительная! Невероятно обаятельная. Точная копия своей мамы. И пусть эмоции я к ним испытываю немного разные, это не отменяет того факта, что я их обеих обожаю.
— Можно тебя на минуточку? — цедит она с поистине змеиной улыбкой.
— Все что пожелаешь, дорогая, — невинно моргаю и протягиваю ей свою руку.
— Но как же…., — подает голос главбух.
— Мы жаждем подробностей, — поддакивает ей секретарша.
— Нельзя так просто заявить такое и уйти, — возмущается менеджер.
— Идите уже, — подруга Ярославы подталкивает ее ко мне. — Я возьму удар на себя.
Птенчик нехотя берет мою руку и громко топая ногами следует за мной в кабинет.
— Что ты творишь? — повторяет она свой вопрос.
Однако сейчас, не связанный этикетом и корпоративной этикой, вместо ответа я делаю то, о чем мечтал с самого утра — целую ее. Нахально вторгаюсь в ее продолжающий возмущаться рот и мысленно отсчитываю секунды.
Одна. Ярослава гневно цепляется за мой пиджак.
Две. Пытается оттолкнуть меня и вырваться.
Три. Злобно мычит проклятия.
Четыре. Сдается и отвечает, наконец, на мой поцелуй.
Ласково. Неистово. С таким привычным жаром, что я мгновенно начинаю гореть. Все слова, которые я тщательно готовил начиная со вчерашнего вечера, вылетают из головы, оставляя там только дикое и необузданное желание. Внешний мир теряет фокус, а все проблемы отходят на второй план. Да и какие, мать вашу, могут быть проблемы, когда я заполучил не только ребенка, но и женщину мечты. Ну как заполучил… скажем так, я в процессе. В самом, черт возьми, разгаре.
Сжимаю ее хрупкое тело и тщетно пытаюсь обуздать свои эмоции. Хоть как-то себя притормозить. Но выходит не то что ужасно… Из рук плохо. Потому что это невозможно. Все внутри кричит, что как бы страстно она мне ни отвечала, этого мало. Внутренний зверь успокоится только когда она полностью станет моей. Официально.
Но сейчас, к сожалению, не время. Сначала этого коршуна надо попытаться приручить. Снова.
Вдавливаю ее в стену и аккуратно обхватив пальцами подбородок, заставляю посмотреть на себя:
— Я хочу, чтобы весь мир знал, что вы мои девочки.
— Мы. не. твои, — говорит рвано, потому что рот в это время занят поцелуем.
— Птенчик, — в тон ей выдыхаю. — Мы семь лет потеряли. Я не против долгих ухаживаний, честно. На всю жизнь готов конфетно-букетный период растянуть. Но и ты уж не затягивай слишком, ладно? Сдавайся уже.