ГЛАВА 4. Девушка, заинтересовавшая Императора Оглядев возвышающегося надо мной громилу бандитского вида, я чуть не умерла со страху. Видят боги, я была близка к тому, чтобы обмочиться. Но, невзирая на ужас, понимаю — наёмники странные. Их речь слишком мягка, в ней при всей столичной грамотности проскальзывают южные тягучие переливы (возможно из-за акцента и сходства ситуации, из-за того, что он тоже пах корицей, показалось, будто главарь взглядом и манерами смахивает на старшего мага Фероуза, спасшего меня от Вездерука в прошлый раз). Я ждала, что они воспользуются моей беззащитностью или продадут в настоящее рабство. Когда главарь стал предлагать деньги, я уже прощалась с невинностью, но обрушение старого дома вновь спасло меня. Повезло! Второй наёмник (или бандит, что порой одно и то же), с интересом меня оглядывает. В его взгляде чувствуется сила и готовность остановить меня, если попробую сбежать. Смотрю на дом, за которым скрылся огромный главарь с мощными руками, в которых, несмотря на ужас, я чувствовала себя почти уютно. Шаги и воркотня потревоженных куропаток стихают. — А куропатки зачем? — шепчу я. — Не твоё дело. Иди, я должен проводить тебя до дома. Шевелись. Недоверчиво смотрю на него снизу вверх, на массивный подбородок с короткой бородой. Неужели меня в самом деле только проводят? Как-то слишком хорошо, чтобы быть правдой. Скорее уж поверю, что он треснет меня по голове и утащит в притон. Но иду. — Не бойся, — басит наёмник, топая сапожищами. — Приказа я не ослушаюсь и доставлю тебя в целости и сохранности. — Я ещё девушка, — нервно поясняю я. — Ты… — И это не трону, — усмехается он. — Если сама не захочешь. — Не хочу! — подпрыгиваю я и оглядываюсь через плечо. Наёмник подёргивает бороду. Краснея, уточняю: — Что-то не так? — Я должен быть с ним. — Так идите, я сама дойду. — Он терпеть не может, когда его не слушаются. — Пересидите где-нибудь, потом скажете, что проводили. — Не хочу лгать. Он не любит это ещё больше, чем непослушание. — Суровый, — буркаю я и топаю дальше. Чувствую взгляд на спине. Со всех сторон уже жилые дома, но ставни и ворота закрыты, да и… не думаю, что смогу убежать от такого великана. Потираю плечо, за которое меня схватил главарь — точно будут синяки. — Сколько тебе ещё до выкупа? — наёмник отстал на полшага, но сверлит взглядом спину. Я так сосредоточилась на своих ощущениях, на ожидании внезапного удара, что не сразу понимаю, о чём он. Наконец отвечаю: — Семь полновесных серебряных. Плюс деньги за питание, одежду и проценты. — Одна ночь с ним позволит тебе выкупиться. Всё будет честно. Можно даже с контрактом. Сто полновесных серебряных. У меня дыхание перехватило: такие деньжищи! Сбившись с шага, продолжаю путь. Эти деньги помогли бы не только выкупиться мне, но и выкупить часть земли, занятой нашей семьёй. Эти деньги бы изменили всё… но… как я изменюсь после такого заработка? Как после этого смотреть людям в глаза? Я же сгорю со стыда. — Не думаю, что смогу с этим жить. — Со ста серебряными? С ними очень легко живётся. — Совесть не купишь. — О, это утверждение наивной девушки: всё продаётся и покупается, нужно лишь предложить правильную цену. Сто пять полновесных серебряных. Мой господин искусный любовник и занимает высокое положение в обществе, любая женщина почла бы за честь предложение разделить с ним ложе. Тебе же предлагается плата. Высокая. А если понравишься ему — он тебя одарит золотыми браслетами. Они точно южане (хотя и не выглядят ими, слишком светлые), это у них там принято любовницам браслеты дарить. Высокое положение в обществе… может, он из свиты самого Императора (он много своих соотечественников в столицу притащил). — Не глупи, — с нотками раздражения отзывается мой невольный спутник. — Могу накинуть ещё десять монет, но это уже явный перебор. Его попытка сторговаться помогает тугому узлу страха, засевшему во внутренностях, развязаться: скорее всего, они и впрямь не бандиты (те бы церемониться не стали). — Не упускай такую возможность, девочка. Ну посуди сама, что тебя, нищую, ждёт в будущем? Работа да мужлан какой-нибудь, который будет драть тебя в постели за мизерное вознаграждение. А тут у тебя есть возможность насладиться искусными ласками на шёлковых простынях, ещё и заработать на этом. А если господину очень понравится, ты озолотишься. — Я бы хотела, чтобы всё было по любви. Даже если я не получу за это ни монетки. — О глупая женщина, зачем боги дали тебе красоту? Зачем Шенай поцеловала тебя в колыбели? Только чтобы ты бездарно растратила свои прелести? О… Пустынную богиню страсти Шенай особенно почитали содержанки и проститутки, шествия в её честь устраивали… — С чего бы Шенай меня целовать? Я не в пустыне родилась. — Я уже думала, как оторваться от своего охранника: если он предложит плату за меня Октазии, она превратит мою жизнь в кошмар. — Шенай добра, она целует детей чужих народов, чтобы они тоже были прекрасны. Прояви уважение. Сто двадцать монет. Смотрю по сторонам: квартал знакомый, но никакой возможности улизнуть, никакого лаза или узкого переулка, в котором мог бы застрять идущий за мной громила. Если он не дурак, он уже сообразил, что проще перекупить мои долговые обязательства. Конечно, по ним я не обязана отдаваться хозяину, но так меня могут увезти из страны или заставить пользоваться дорогими вещами, которые впишут в стоимость долга, навечно превратив в рабыню. И это только мягкие методы… — За сто двадцать монет можно купить много женщин, — продолжаю высматривать пути отступления. — Почему бы не купить тех, кто умеет это делать? Зачем вашему искусному господину какая-то неумеха? — Не знаю, но он пожелал тебя. Подкупить захотел — это редкость. О, так у его искусного хозяина ещё и проблемы с этим самым, раз он редко хочет. А этот хмырь просто выслужиться хочет. Вновь смотрю по сторонам. В конце улицы какое-то движение. Сердце обмирает: неужели патрульные? — Последние лет десять он даже не участвует в выборе наложниц. Можно подумать, мне есть до этого дело. Соглядатай продолжает: — Нехорошо, когда мужчина пускает в свою постель женщин без душевной к ним склонности. — Когда так делает женщина — это тоже нехорошо. Он возмущённо отзывается: — Мой господин прекрасен и искусен! Если узнаешь его, склонность обязательно появится. К тому же ты женщина, ты создана услаждать мужчин. Патрульные приближаются, я почти слышу мерное бряцание оружия. — Так что пойми: я не успокоюсь, пока ты не согласишься… — Ааа! — я мчусь к стражникам. — Убивают! Спасите! Помогите! Патрульные выхватывают мечи, изумлённо глядят на меня, за мою спину. Бросаться на защиту не спешат, но я сворачиваю в подворотню и мчусь со всех ног. — Воровка! — кричит опомнившийся провожатый. Снова поворачиваю, бегу-бегу, ныряю в переулки, закутки. Сердце барабаном стучит в висках, пот застилает глаза. Мышцы горят, но я бегу, пока не оказываюсь в знакомой лавке. Хозяйка меня знает. Говорю, что на меня напал мужчина, какой-то из благородных, попытался взять силой, и она прячет меня в своих комнатах над лавкой. Её травяной чай помогает успокоиться. Только когда я пробираюсь в просыпающийся дом Октазии, до меня доходит: если эти мужчины благородные, то они окажутся среди гостей на балу, который мне придётся обслуживать. Ужас сковывает меня ледяными объятиями. Что же делать, чтобы не попасть во дворец? Может, выпить отравы? Сильно пораниться? Надо обдумать и такие варианты.