Эта могла "царицу" и по щекам нахлестать! Мерзавка служила Заре… И все, больше можно не говорить ничего.
Хитрая старуха в простой алобее, тихонько курившая свой кальян в личном садике на женской половине дворца — вот кто был настоящей царицей. А Шекер — просто кукла. Которую дергают за невидимые ниточки и могут в любой момент приказать зашить в мешок.
Кукла, которая… пока не сыграла свою партию. У которой на доске так мало — и так много. Да благословят Высокие Небеса Священного кесара, который дал ей право одного хода… Без него Шекер была бы обречена стать такой же, как Зара, а это — страшно.
Сейчас старуха была довольна, как курица, у которой из яйца вылупился павлин. Но курица — она и есть курица. И предназначение ее определено раз и навсегда. Она закончит свои дни в лапше.
Рабыни набросили на Шекер узорное покрывало, верхний конец затянули сзади на голову и закрепили при помощи хитрого посеребренного шнурка на лбу, а оставшуюся ткань скололи спереди тяжелой, крупной застежкой, украшенной драгоценными камнями, так, чтобы ткань красиво спадала на спину и бока, почти полностью укрывая фигуру.
— Красавица, — удовлетворенно заметила рабыня, оглядывая Шекер как произведение искусства, вдобавок — своего собственного, — Даже жаль тебя… немного. Недолго тебе осталось. Пока не родишь, дольше госпожа Зара тебя терпеть не будет.
"Думаешь, ты намного меня переживешь? — Удивилась про себя Шекер, — наивная ты, однако!"
Но вслух ничего не сказала. Ее роль не предусматривала слов, а молчание ничуть не тяготило. Она и дома привыкла, в основном, помалкивать. И это привело ее на трон Шариера. Кто знает, может быть удасться отсюда шагнуть еще выше? Туда, где в безоблачном лазоревом просторе парят над шпилями крупные, хищные клинохвосты.
Человек — тоже ведь хищник. А кто с этим не согласен, тот — добыча.
За тонкой стеной послышались тяжелые шаги охранников в легком доспехе. Вроде бы для почета и безопасности молодой царицы. На самом деле — Шекер знала это точно, Зара и не подумала скрывать от нее такую несущественную малость — у этих аскеров был приказ убить Шекер, если она заартачится или попытается бежать.
Двери распахнули на обе створки и зычный голос объявил:
— Дорогу царице Шариера, будущей матери Священного кесара, дорогу надежде кесарии…
…Интересно, что бы запели они все, узнав, что никакого ребенка нет, а менталист почему-то не может раскусить вранье царицы? Удивились бы, наверное. Кое-кто — смертельно, в этом Шекер не сомневалась.
Что ж. Нужно идти. Она будет танцевать над оскаленными саблями столько, сколько нужно. Сил у нее еще много.
Нефритовый зал самым большим не был, но Шекер провели именно туда. По приказу Зары, не иначе. Оскорбительный, по сути своей, намек: "Знай свое место, наложница…" Шекер разглядела, и… улыбнулась. Благо, улыбки этой никто не видел.
Если уж берешься кого-то обижать и унижать, так хорошенько подумай. Вдруг ненароком похвалишь и ободришь?
Шекер неспешно прошла меж фигурных колонн, по шелковому ковру цвета зеленого чая с желтыми цветами. В Хаммгане такие расстилали на удачу, и, вообще, все оттенки зеленого использовали, если хотели призвать благословение богов.
На небольшом возвышении стояло высокое кресло, куда и опустилась Шекер, правду сказать — с трудом. Абайя почти не гнулась.
По левую руку от нее расположились семнадцать благообразных сановников с гладкими, немного "бабьими", но, несомненно, благородными лицами. Квирин евнухов, негласное правительство кесарии. Кое-кого из них она даже видела во время чаепитий с Зарой, правда, говорить с ними не довелось. Зара не любила, когда ее молоденькая "подружка" открывала рот, больше говорила сама.
По правую руку лица были сплошь незнакомыми, да и откуда. "Лучшие люди", главы самых знатных родов, числом четырнадцать. Бороды топорщатся, хафаны расшиты золотом, глаза хищные, как у клинохвостов. Все правильно, эти — точно своего не упустят.
Ну и жрецы, куда же без них. Ни на свадьбу, ни на казнь.
Шекер держала глаза долу, как положено хорошо воспитанной дочери Хаммгана, но смотреть из под ресниц ей никто не мешал, да и уши хоть и завесили золотом так, что мочки оттянуло, но заткнуть не догадались.
На нее смотрели с недоумением. Евнухи — те были уже в курсе дела и перешептывались о своем, а Лучшие люди даже не скрывали изумления. Почему нефритовый зал, а не тронный. Почему нет Священного кесара и его Равноправной кесары. И, наконец, кто эта женщина, укутанная по самые глаза в узорные покрывала, почему заняла это место.
А, главное — чего им ждать? Только бы не повысили налоги!
— Люди Шариера, — голос жреца в церемонных золотых одеждах был негромким, но умудрился мгновенно завладеть вниманием всех, кто был сейчас в зале. — Благодарю за то, что пришли разделить горе и надежды кесарии.
По залу словно пробежал ветерок, легкий и зябкий, как недоброе предчувствие. В следующий миг оно оправдалось.
— Скорбную весть принес я вам. Священный кесар, избранник Святого Каспера и Равноправная супруга его покинули этот мир и пребывают ныне в небесных чертогах. Облака им под ноги…
Жрец опустил голову и начал молитву, которая полагалась по случаю ухода правителя.
Шекер ее не знала, но, похоже, она здесь одна была такая несведущая. Волна удивления, охватившая зал, быстро схлынула, обернувшись знакомым и успокаивающим речитативом. Голос жреца то поднимался к самому потолку, то опускался вниз и почти шептал, рассказывая, как тяжела доля правителя, какой нелегкой тропой идет он к Небу, как много на ней препятствий и соблазнов — и как радостно встречают преодолевшего их все там, где заканчиваются земные дороги.
Священный кесар Янг Шамель и Равноправная супруга его, вне всяких сомнений, дошли до Врат и были приняты…
Девушка не заметила, как жрец отступил в тень, уступая слово незнакомому сухопарому мужчине преклонных лет:
— Святой Каспер не оставил свой народ, — заговорил он. Его голос был совсем другим, сухим, словно надтреснутым. Он никого не завораживал, не успокаивал и не убеждал. В нем слышалась усталость. Но была и сила, с которой следовало считаться. — Нас ждут нелегкие времена, но, Благословением Неба, смуты не будет. Ибо, уходя облачной тропой, Священный оставил на земле свое продолжение, плоть от плоть и кровь от крови. Маг подтвердил, что вот эта молодая женщина, любимая наложница Священного, носит ребенка. Это — сын, и в положенный срок он придет в мир, чтобы принять кесарские регалии.
Шекер кожей чувствовала прожигающие ее взгляды: заинтригованны, прикидывающие, опасающиеся, безразличные — и задним числом порадовалась, что одежда ее так прочна. Похоже, Зара, сама не зная, оказала ей вторую услугу.
Может быть, стоит поблагодарить ее за это? Например, оставить в живых… Или — нет, это слишком много за такую мелочь. Мавзолея из золотистого мрамора будет достаточно.
Шекер все утро готовилась к тому, что церемония будет долгой. Сейчас они все расскажут, как искренне скорбят по безвременной кончине правителя, ушедшего так внезапно… Потом, по одному, будут подходить к Шекер и, в присутствии жреца, на амулете клясться в верности будущему кесару.
Клятвы длинные, условий много… До полудня, а то и до вечера.
Царевна с иронией подумала, что, будь она и вправду в тягости, ребенок всего этого действа мог и не пережить… может, в этом и смысл? Чтобы еще в утробе матери отбирать для трона самых выносливых.
Голоса сливались в неясный гул. Ночью Шекер почти не спала… теперь расплачивалась за это. Узорные колонны покачивались в такт плавным речам, в которых меду и яду было поровну.
Громкий и звонкий удар гонга разбил полусонное состояние, как камень, брошенный уверенной и сильной рукой разбивает цветной витраж — с шумом осколки ссыпались на пол.
Шекер встрепенулась, считая удары. Один — все спокойно и безмятежно в Шариере, жители могут заниматься своими делами. Небо не падает, твари из Бездны не лезут. Два — молитесь о здоровье и благополучии правителя, ибо он болен или в плену. Три — Священный кесар завершил свой земной путь и надлежит терпеливо ждать, что станет с кесарией… Четыре — избран наследник. Пять — объявлена война. Шесть — войско вернулось с победой…