Сами покраснел, потом побледнел. Видимо, слухи, которые про него ходили, были правдивы — евнух был из "неправильных", тех, кого лекарь лишил возможности взять женщину и стать отцом, но не лишил возможности желать…
— Ведьма, — буркнул он и скрылся.
Шекер бросила взгляд в окно. До заката оставалось еще добрых две, а то и две с четвертью длинные клепсидры. Времени, чтобы принять противоядие, более чем достаточно.
Она прищелкнула пальцами. В комнате немедленно возникла одна из девушек.
— Воды свежей мне принеси, в этой муха утопла, — распорядилась Шекер. — Да смотри, не пей по дороге, я над ней поворожила.
Девушка распахнула большущие карие глазищи:
— Госпожа, а что будет, если отпить?
— Козой станешь, — беззлобно отшутилась Шекер. — Впрочем, можешь не выливать, а своему врагу подсунуть. Есть у тебя враг?
Глаза девушки, ставшие узкими и какими-то нехорошо мечтательными, без слов сказали Шекер, что попала она прямо в точку, есть враг!
— И он… козлом станет?
— Станет, — хладнокровно кивнула девушка, даже не пытаясь угадать, кому сегодня фатально не повезет.
Небо выберет, оно и заберет. От воды стоило избавиться поскорей, а друзей в этом дворце у нее не завелось, так что не все ли равно…
В большом блюде горкой лежали налитые персики, пушистые, мягкие, сладкие. Как жизнь, когда ты устроил ее своей волей и по своему разумению.
Фрукты полагалось резать специальным ножом, и Шекер это умела. Вот только не любила. А любила она запустить зубы в солнечную мякоть так, чтобы терпкий сок брызнул прямо в рот. И сжевать весь фрукт, прямо с кожурой, а косточку обсосать до горечи. В Хаммгане не росли персики. Там встречались верблюжья колючка и "злое дерево", и то не везде. А в основном "росли" камни.
А еще — в Хаммгане никогда не бывало тишины. Постоянно то ветер перемещал песок, и он шуршал, словно тихо рассказывал о чем-то, то мерно печатали шаг верблюды, то кричали, ссорясь, падальщики.
Сидя на подоконнике и разглядывая опустевший к вечеру дворик, Шекер грызла персики, один за другим, и думала одновременно о трех вещах — как-то у нее это получалась.
И первая — отец ее, великий царь, конечно, грозен и богат, но вряд ли мудр. Раз доверил такое дело, как захват власти в Шариере той, что предала его при первой же возможности. Был бы мудр, или хотя бы умен — доверился бы верной дочери, а ее, Шекер, закопал бы в пустыне по самую шею.
Вторая мысль была о том, что давненько не напоминал о себе ночной гость. А она, между прочим, скучала — и уже совсем не в шутку. Было в беспечном, улыбчивом воре что-то, что мешало просто выбросить его из головы и из сердца.
А третья — если служанка припозднится с водой и не успеет до заката — Шекер умрет из-за собственной неосторожности. Но эта мысль была самой простой и короткой, ее девушка додумала первой и отложила в сторону, как любое вовремя и хорошо сделанное дело.
А вот две первые — не отпускали, сплетаясь причудливой косой…
Громкий и густой звук, плывущий над крышами, заставил царевну вздрогнуть — она так глубоко задумалась, что не сразу поняла, что гонг опять взбесился.
Он был подвешен на верхней площадке сторожевой башни, стоявшей, как бессменный часовой над всем Шариером — с нее было видно далеко, и саму башню можно было увидеть почти отовсюду. И сейчас Шекер могла отчетливо разглядеть, что никого, ни единого человечка на башне нет.
Никто не брал в руки здоровенное, тяжелое било с утолщением на конце и не колотил в блестящий диск из красной бронзы.
Гонг звучал сам по себе, отбивая удары — и половина Шариера снова сбилась со счету, потому что считать умела, дай Небо, до трех, край — до пяти.
И когда гонг отзвучал, а над городом снова повисла тишина, Шекер поймала себя на том, что довольно улыбается. Боги и духи покарают ее за злорадство… но как же приятно было сидеть на этом подоконнике, облизывать горьковатые косточки, выплевывать их в окно и думать о том, что планы стольких великих и грозных людей, не чета ей, прямо в этот момент рассыпаются песком и прахом… А ее собственный, не большой и совсем не великий план — смотри же ты, исполняется потихоньку!
Персики она доесть успела, и косточки облизала. А вот служанку с водой так и не дождалась. Видно, враг все же был и успел здорово досадить девочке, раз пренебрегла службой "царице", чтобы обратить его копытным.
А за ней снова явились, правда, не в полном составе. Агар в этот раз не снизошел, явился Сами, все еще плевавшийся ядом и десяток аскеров, правда, уже других. Их командир был почтительнее и даже поклонился "царице".
— Госпожа моя, вас ждут в тронном зале.
— В тронном? — Удивилась Шекер, заматываясь, с помощью второй девочки, в верхнее покрывало. — Это странно. Вы ничего не перепутали, уважаемый воин? Дела государственные решаются без женщин…
— Царица мудра, — еще раз поклонился воин, — в делах государственных, и впрямь, лучше разберутся мужи, убеленные сединами, чем юные красавицы. Но для того, чтобы скрепить договор магией, нужно присутствие Священного Кесара. Так что без вас никак не получится, госпожа моя.
Позабыв о наставлениях матери и хорошем воспитании, Шекер вскинула на него изумленные глаза.
— Так решил жрец Сахем, царица. Мы коронуем Священного Кесара прямо… эээ… в утробе матери и вы своей кровью скрепите магическую клятву.
— А что, так можно?
— Вообще-то нет, но жрец Сахем сказал, что должно получиться. Ведь до рождения ребенка мать составляет с ним одно целое.
— Не глупо, — признала Шекер, семеня в своих привычных одеяниях вслед за Сами, в окружении воинов. Ее вели какими-то черными лестницами, а кое-где, вообще — потайными ходами и девушка жалела лишь об одном — нет времени как следует рассмотреть и запомнить этот путь. — Но почему не подождать положенный срок?
— Нет времени ждать, — со странной откровенностью ответил ей командир десятка, — к стенам Шариера подходит армия, а в войсках нет единства. Кое-кто из молодых аскеров, те, кто еще не успел связать себя присягой, собрались и ушли.
— Струсили, мерзавцы, — неприятно взвизгнул Сами.
— Нет, — коротко отозвался воин.
— Что значит — нет?
— То и значит. Их позвала кровь. Старший из семьи дал вассальную клятву. Они будут воевать, но под иными знаменами. И никто сейчас не скажет, на одной с нами стороне, или же нет. Магическая присяга — дело такое, и захочешь — да не нарушишь. Вот поэтому и нужно короновать наследника сейчас, чтобы привести к присяге всех, способных держать оружие. Присяга Священному Кесару защитит воинов от магии крови.
Шекер важно кивнула, в знак того, что поняла, прониклась — и непомерно горда. А про себя подумала… вот и конец ее танца. Потому что обмануть главного жреца у нее никак не получится. Ни при каком ветре.
Глава 59 Танец над оскаленными саблями
Жрецы любого бога чуют ложь. Или слышат. Может быть, даже видят — обмануть их невозможно. И не важно — верует данный, конкретный служитель культа, или просто нашел себе занятие непыльное. Отправляешь обряды именем бога — солгать тебе не смогут.
Это знали все. Это знали сами жрецы. Это знали те, кто хладнокровно лгал жрецам — и вполне удачно.
"Солгать жрецу невозможно, — сказала как-то Юмшан, после того, как безупречная дочь почти попалась на проделке со Слышащей. — Но если тебе очень нужно… Есть один способ".
Во всем, что касается науки обмана Юмшан можно было верить — тут младшую жену царя ниомов не превзошел пока никто.
Шекер внезапно споткнулась на лестнице, покачнулась и едва не упала на Сами. Тот и не подумал ловить "царицу", отдернул руку и с неудовольствием посмотрел на глубокую царапину от булавки.
— Пьяна ты, что ли? Так, вроде, вина вам не приносят.
— Сок на жаре забродил, — отозвалась Шекер, — а я и не поняла сначала. Прости, Сами. Надо быть немного ловчее, ты-то не пьян.