— Кэде, — снова поклонился секретарь.
— Скажите, уважаемый Кэде, а нет ли там… приписки? Мелкими буковками?
— Уважаемый Анвер мудр, — в этот раз поклон секретаря был гораздо ниже, а в голосе проскользнуло что-то, здорово похожее на удовольствие. — Приписка есть. И в ней подробно разъясняется последняя воля кесара. На Золотой Трон может сесть любой желающий, кто сочтет себя достойным и готовым править, и кого сочтут таким квирин, раэды и лучшие люди. Если к рассвету следующего дня взыскующий трона все еще будет жив… значит, Рауша благословила смену династии и все мы должны будем принести присягу новому Священному Кесару. Как видите, уважаемые господа, все довольно просто…
Глава 62. Рыцарь и ассасин
В это время года ночами в предгорьях уже довольно холодно, и путники, которые не позаботились заранее о дровах для костра, могут не дожить до первых солнечных лучей. Даже если у них есть лошади и шерстяные попоны.
Но если огонь есть, если искры освещают густую черноту вокруг, изредка вырывая из нее то крепкую кисть с короткими пальцами и выступающими венами, то узорный сапог из дорогой кожи, то край белой шамайты, расшитый сложным обережным швом — и если дров хватает с запасом, то шансы пережить эту ночь есть.
А если лагерь устроен по всем правилам военной науки, обнесен сигнальной веревкой с колокольчиками, и выставленные дозоры не спят, то путники, скорее всего, останутся живы.
Правда, есть еще песчаные духи… Тем огонь не помеха, не боятся они огня. Не любят, что есть — то есть. Но и не боятся. Если нужно — и по костру пройдут. Им что — кожа на подушечках лап толстая. А если обратятся в вихревую воронку, так с ними и вовсе не сладить хоть с огнем, хоть без огня.
Разве — откупиться. Золотом или кровью — что уж захочет тварь.
В этот раз дух захотел золото — и получил его полной мерой. Тот, кто вызвал его с края пустыни, никогда не был скуп и всегда расплачивался честно.
— Чай, господа, — голос, прозвучавший в ночи, был женским. Молодым и довольно приятным, хотя, быть может, излишне властным. — Тианская смесь, с апельсиновыми корочками. Кто не любит — тому не повезло.
Мужчины по одному подходили с чисто выскобленными чашками и получали порцию бодрящего напитка из украшенных дорогими кольцами тонких рук.
Пожилой воин присел ближе к огню и бестрепетно отхлебнул чай, едва снятый с огня.
— Благодарю, госпожа моя, — спохватился он.
То, что сама Равноправная не побрезговала заварить чайную смесь и раздать ее воинам, до сих пор казалось Сантеру чудом.
Интересно, что бы он сказал, если бы узнал, что кесара прекрасно умеет не только бить зверя и птицу, но снимать шкуру, ощипывать перья, разделывать и готовить добычу на походном очаге. Граф Валендорский, отправляясь на охоту, челядь с собой не брал, справедливо опасаясь, что стрела, нацеленная в оленя или кабана, может попасть в лорда. Совершенно случайно, конечно. Поэтому наследники: и старшие, и младшие умели все и могли бы выжить даже на необитаемом острове.
Паранойя — очень полезный недуг. Она спасла больше жизней, чем гильдия целителей.
— Есть новости из Шариера? — спросил он.
— А как же, — Росомаха усмехнулась, и ее усмешка показалась коменданту Шери волчьей. Даже карие глаза в ночи сверкнули похоже: холодно и хищно. — Четыре дня — четыре тела. Подождем еще. Думаю, будет и пятое.
— Не жаль, кесара? Эти люди были верны трону и вашему Богоравному супругу.
— Не жаль, Сантер. Чем меньше дурней и подлецов у власти, тем лучше для власти.
— Но почему сразу дурней и подлецов? Вы не слишком строги, госпожа моя? Ведь желание возвыситься — одно из самых… обычных. Людям оно свойственно.
— Сантер, — кесара смерила воина насмешливым взглядом, — скажите, если бы вы укололись о булавку, а потом ваш семейный лекарь сказал, что этот укол — причина того, что вы умрете в течение суток… что бы вы сделали?
— Вспомнил, где я накололся и повелел найти и убрать предмет. А после — найти и казнить тех, кто его подложил.
Росомаха слушала старого воина и кивала в такт. А, когда он смолк, негромко заметила:
— А они молчат. Все четверо промолчали. Все поняли — и промолчали. Если трон не достался им, так пусть не достается никому. Пусть убивает и дальше. Разве это не подло, Сантер? И, в любом случае, не очень умно.
— Так то оно так, — покивал воин, — Но если судить по такому счету, так и мы с вами, Равноправная, достойны: я — плахи, а вы — шелкового мешка. Мы ведь открыли ворота крепости и пропустили врага к столице кесарии. Могли сражаться, но предпочли жить.
Говорить так с Богоравной кесарой — нужно было совсем ума лишиться. Но Сантер говорил не с ней, а с женщиной, которая приготовила вкусный чай ему и его воинам. С хозяйкой очага можно было и пооткровенничать. Комендант крепости шкурой чувствовал, что Лесс понимает этот тонкий нюанс.
И женщина кивнула, признавая за ним право на такой разговор.
— Скажите, Сантер, умирая с голоду вы нагнетесь за монетой, которая лежит в грязи — или побрезгуете?
— При чем тут?..
— Ответьте же. Считайте это моим капризом.
— Конечно, я возьму монету. Негоже деньгам валяться где попало!
Зубы Лесс сверкнули белым в свете костра. Сантер чуть не шарахнулся, прежде, чем понял, что это просто улыбка. Ночь и огонь иногда шутят так странно. Впрочем, он уже начал понимать, что эта обитательница женского крыла, молчаливая и незаметная тень Священного, опасна, как песчаная гадюка.
— Почему же деньгам валяться в грязи нехорошо, а шанс на победу можно выкинуть только потому, что он плохо выглядит или нехорошо пахнет? Разве трон не стоит того, чтобы немного испачкать руки. Да и совесть, если уж на то пошло.
Сантер крякнул:
- Хороший вопрос, госпожа моя. У меня нет на него ответа. Но думаю я, что очень трудно будет провести черту, на которой должно остановиться. Что еще можно сделать, чтобы взойти на трон, а что уже нельзя, боги не простят… Я бы не решился играть по таким ставкам, Алессин.
— Вы бы рассказали о булавке?
— Безусловно!
— Что ж, — задумчиво произнесла женщина, глядя на звезды, — подождем, пока царапина не украсит вашу ладонь. Тогда вы ответите на этот вопрос снова. И если ответы сойдутся, вас примут в Облачном Саду.
— А вы? — не удержался комендант, — неужели вы бы промолчали.
— Не знаю, Сантер. Но — скорее всего. — Кесара запрокинула лицо, подставляя его ночной прохладе и негромко, нараспев произнесла:
— Решви? — удивился комендант. — Он же запрещен в кесарии, жрецы говорят, что слова его противны Небу.
— Ничуть не удивлена. И вам удивляться не следует. Кто действует — всегда исчадья Ада! — кесара посмотрела на мужчину в упор и тихо, почти интимно произнесла, — властью, дарованной мне моим супругом и этой землей, я снимаю с вашей души грех сдачи крепости Шери и другие более мелкие прегрешения. Живите дальше с Небом в ладу, Сантер. Я облегчила вашу ношу?
— Изрядно, — признал воин. — Но кто облегчит вашу, государыня?
— Никто, — спокойно ответила она. — Это бремя власти. Оно всегда тяжело и для многих невыносимо. Иногда царапина от булавки — это истинное благо.
За клепсидру перед рассветом в тронном зале собрались те, кто на самом деле решал судьбы Шариера и Фиоля. Всего четверо. Еще совсем недавно их была бы дюжина, но пляски вокруг трона здорово проредили и так немногочисленные ряды "истинных сынов кесарии". Четверо ушли, сраженные странной магией трона — никто из севших на него так и не смог дожить до рассвета.