— Да, конечно, — кивнула Келли, — вот этот, яркий, с искорками… — герцогиня осторожно, подушечками пальцев дотронулась до золотого волоса. И вдруг некрасиво, по-детски разревелась, уронив лицо в ладони.
Гость ей не мешал, с утешениями не лез, лишь терпеливо ждал. Слезы закончились быстро.
— Прости, — Келли быстро помакнула лицо платком, — а второй чей? Алеты?
— Второй — Маргариты.
— Зачем? — изумилась Кел.
— Сама подумай, ведьма. Одна из лучших в своем выпуске.
— Не понимаю, — она зажмурилась и помотала головой, — знаешь, я сейчас вообще как-то плохо соображаю.
— Соберись. Я подскажу. Ты поиск по части от целого как делаешь?
— Через сродство.
— А если притянуть ее надо?
— След подхватываю. Вещь окажется в той точке…
— Где она была, — тихим голосом, почти шепотом подсказал Марк, — прикинь, если я его найду, а потом наведу возвратный пеленг по той точке…
— Упс! — Кел сделала характерный жест ладонью, единый для всех миров. — Но почему не мой волос?
— Чтобы цель не сбить. Мой не подойдет, Алеты — тоже. Маркиза, Волка… Подошел бы Дашин. Или — есть тут еще кое-кто. Но Маргарита была ближе всех, ее волос ничем не хуже. Возвращаться в ту же точку нельзя, значит — пойдем в обход. Через три забора. И, знаешь, что я тебе скажу, Кел — жрецы того храма, который с маленькой буквы пишется — они так же ходили. Поэтому на их эмблеме три разомкнутых треугольника. Тут еще какая-то ерунда имеется, пока не разобрался, но если тупо назад пробиваться, то сопротивление Кей по свертке — сумасшедшее, даже если пробьешь — отдачей размажет. А если вот так, вкруговую — то и нормально. Сам удивился — вполне преодолимые значения выходят. Даже я, с моим четвертым уровнем, рискнул бы. Но лучше не рисковать. Так что ты сейчас зальешь мне накопитель…
— Мне переодеться надо.
— Нет, Кел, — Марк накрыл ее руку своей, вроде бы легонько, почти ласково. Но в его негромком голосе ведьма очень четко различила приказ.
— Я его жена.
— Вот именно. Любовь открывает двери в ад, слышала? Открывает. Вот ты их и откроешь. Но идти туда тебе не следует. Пойду я.
— Марк!
— Кел, — он не давил голосом, не убеждал, не пугал. Даже не злился. Просто — велел… — Ты должна будешь закрыть эту дверь за мной. Так плотно, как только сумеешь. Некоторые двери ни в коем случае нельзя оставлять открытыми. Тем более, в такое интересное место.
Келли потянулась к серебряному пеналу и еще раз погладила волос.
— Но ты уверен?..
— Я — нет, — честно сказал Марк. — А вот моя жена — да. Она уже ходила таким путем. Только через воду. А мне нужно будет пойти через огонь. Вот, дождь прекратится, разожжем на берегу костерок — и проводишь меня, честь по чести. А имя духа — привратника мы, получается, знаем. Вовремя принц с ним познакомился. Он, вообще, как-то удивительно вовремя все делает, даже шкодит.
Герцогиня смотрела на гостя в упор, глаза ее были огромными, полными недоверчивой жути.
— Ты, — она схватила себя за щеки, с силой потянула. Куда девались безупречные манеры великосветской дамы? Немного и понадобилось, всего лишь намек на один, не самый страшный ритуал. — Ты ведь не собираешься идти… на костер?
— Вот поэтому я никого сюда и не звал. Ни Рами, ни ребят. Нечего им тут делать. Вдвоем справимся, не маленькие. А саламандры здесь хорошо пляшут. Пожалуй, самое лучшее место. Уходить будет легко.
ЭПИЛОГ
Тихо, ненавязчиво звенели струны на лале — девчонки наигрывали простенькую мелодию. Она была хороша тем, что ничему не мешала — ни солнцу потихоньку садиться за городской вал, ни Росомахе — любоваться этим зрелищем, всегда одинаковым и постоянно разным.
В этот раз закат был золотым — золото разливалось от одного края неба на другой и поднималось вверх золотым туманом, надежно пряча просыпающиеся звезды.
Янга пока что не было. Его сейчас почти никогда не было. Даже не всякую ночь приходил, а когда приходил — просто падал рядом, иногда даже не раздеваясь — и засыпал, недолгим и беспокойным сном.
Алессин этому не удивлялась — насмотрелась в свое время на отца. Так с ним бывало всегда после очередного заговора или попытки убийства. Дознание — дело грязное и кровавое, спится после него плохо… И вассалам не поручишь. Потому что стоит кому прознать, что правящий сеньор крови боится — и жизни ему останется на одну короткую молитву. И то если враг попадется милосердный.
Как раз этим — заговором, в основном, и занимались Священный Кесар и царь — ястреб. Власть-то они поделили быстро и на удивление мирно: Шарияр и все прибрежные земли оставались под прямым управлением кесара, Хаммган — до границы Картаэллы отходил Дамиру. А еще — царь-ястреб шел под протекторат Янга… Ну, да из-за этого тоже не ссорились. Руки Рауши между собой всегда разберутся и поладят миром, Ткачиха склок между своими не терпела.
А вот всякой самоуверенной пакости во дворце развелось как-то многовато. То ли Эшери ее толком не вычистил. То ли они сами развели по молодости и неопытности. Теперь приходилось выгребать ее лопатами.
Что ж… это тоже часть жизни правителя. Про себя Росомаха решила, что пыточные оставит Янгу, а вот на казнь пойдет. И головы не опустит. Пусть данный ей богами народ знает — кесара тоже крови не боится.
— Госпожа моя, — слуга упал на колени и ткнулся лбом в пол, — царица Хаммгана…
— Проси.
Женился ястреб сразу. Даже не стал ждать, пока нового главного жреца выберут. Просто по обычаю пустыни подарил Шекер белого верблюда и покрывало — и объявил своей. По тому же обычаю согласия девушки не требовалось. Но та, похоже, не возражала.
Что ей понадобилось в покоях кесары?
Войдя, Шекер с достоинством поклонилась. А потом, словно этого было мало, опустилась на колени и коснулась лбом пола.
— Госпожа моя и повелительница, ты примешь подарок?
— Подарок приму, — усмехнулась Лесс, — а кланяться не обязательно. Мы с тобой теперь сестры по короне.
— В пустыне другие обычаи, — покачала головой Шекер. — У нас жена — это просто жена. Но Дамир дал мне клятву, что не возьмет другую жену, пока я не рожу ему троих царевичей.
Про себя Алессин подивилась такому коварству. С богатством, скрытым в ее головной повязке, Шекер до самой своей смерти могла оставаться единственной. Хваткая девочка! Но это было видно с самого начала, тут Шекер ее ничем не удивила. А вот подарок…
С поклоном царица подала ей… платок. Обычный платок из черного шелка. И, только развернув его, Алессин поняла, что обычным он казался лишь на первый взгляд.
Шекер выбрала три цвета: серебро, зелень и холодную сангрию. Вышивка был сделана безупречно и — Лесс поняла это сразу — просто звенела от вложенной в нее силы. Обережная… Магом Шекер не была, но, выходит, вот так вкладывать силу умела? Тогда понятно, почему об нее обломал зубы менталист, даже латентные способности были в руку.
Лесс провела пальцем по сложному узору: хранить, защищать, поддерживать здоровье и душевное спокойствие, длить молодость и красоту, сколько возможно… За такой оберег платят золотом по весу вышивальщицы.
— Царский подарок, — признала Лесс. — Чем я могу отдариться в ответ?
Шекер все еще стояла на коленях. Похоже, эта поза не утомляла и не унижала ее, просто была данью ритуалу. С огромным достоинством царица подняла голову.
— Я уже одарена, кесара. Больше мне ничего не нужно. А тебе я желаю счастья. Той единственной ночью, когда Священный Кесар пришел в мою комнату, он сказал мне, что это ты подсказала обратить на меня благосклонный взгляд. Я думала, что он подарит мне сына — и была готова выполнить свой долг. Но он подарил мне гораздо больше.
— Больше?
— Священный не тронул меня, как наложницу. Он предложил мне станцевать. Я согласилась. Я люблю опасные танцы, и награда была стоящей — свобода и столько сундуков с серебром и жемчугом, сколько дней я протанцую над саблями. Он дал мне свой перстень и платок Рауши. Теперь я больше не рабыня — и, вдобавок, принесла мужу большое приданое. А если Дамир когда-нибудь решит оставить меня, свои сундуки я смогу забрать с собой.