— Так, может, тебе не поднимать тревогу? — Вкрадчиво спросил вор.
Шекер подумала. Недолго. Думать тут было не о чем — не баловала ее судьба веером благоприятных решений. Выход был только один.
— Стой на месте, вор. Шевельнешься — закричу так, что демоны в аду услышат. Мне будет уже все равно.
— Стою, — с готовностью кивнул наглец, — как скажешь, царевна. Моя жизнь в твоих руках.
— А моя — в твоих. Видимо, Небо так пошутило.
Тихонько, вдоль решетки, настороженно глядя на вора и не выпуская из рук ножа, Шекер добралась до сундука, на котором были сложены ее вышитые покрывала и, первым делом, накинула одно, закрыв лицо, оставив одни глаза.
Потом взяла второе, поплотнее и попроще, неловко скомкала одной рукой и кинула вору. Он поймал. Тоже одной рукой. Ловкий. Похоже — и впрямь вор, не соврал.
— Одень, — велела Шекер, — и выходи через двери, словно торопишься. Ни с кем не говори. Покрывало снимешь, когда уйдешь далеко — тут кругом воины и хичины отца.
— Спасибо, — вор и не подумал отказываться или возмущаться, что ему предложили такой унизительный путь к свободе. Напротив, он даже повеселел. — Что буду должен тебе, царевна?
— Не попадись, — отозвалась Шекер, — этим и расплатишься. Если люди отца узнают мое покрывало, мне не жить.
— Дешево ценишь свою милость, царевна, — качнул головой вор, — ничего. Я придумаю что-нибудь и тоже расплачусь по-царски.
— По-царски? — удивилась Шекер, — ты же вор.
— Не только вор. — Незнакомец неожиданно подмигнул ей странными, светлыми глазами и она отчетливо вспомнила, где его видела. В Мертвом оазисе, во время поединка на саблях. Но сказать об этом девушка не успела — вор, который не только вор, сделал один бесшумный, скользящий шаг и исчез за занавеской.
И вообще — исчез. Сколько девушка не прислушивалась, криков "Держи вора" так и не услышала ни на языке ниомов, ни на фиольском. Похоже — не попался. Небо его хранило. А, значит, и ее нить пока не оборвется. Хорошо.
Как и все ниомы, Шекер не боялась смерти. Слишком часто та навещала их шерстяные дома, слишком близко ходила. Так часто, что стала привычной. Но умирать как раз сейчас, когда жизнь только стала интересной?! Это было бы очень обидно…
Руслан открыл глаза и уставился на золотой потолок. Серьезно — золотой. Какая-то краска? Или, действительно, позолота — но на такой площади? Это же пара-тройка не самых бедных ювелирных магазинов…
Спальня впечатляла. Прежде всего своими размерами и высотой потолков — люстру, наверное, без лестницы не зажечь. Или она как-то опускается? Но никакого механизма вроде не видно.
Должно быть, климат здесь намного мягче, иначе такую кубатуру просто не протопить. Привыкнув думать, что живет в большой квартире, Руслан переживал сейчас разрыв шаблона — в его спальню эта кровать влезла бы только распиленная на куски. И к чему такой траходром? Его же перестилать человек пять нужно.
Кроме монструозной кровати, хвала всему, без балдахина — просто в нише и с занавеской и непонятной люстры здесь была довольно удобная помесь стола со шкафом — куча ящичков разного размера и, кажется, даже встроенный сейф. Пара стульев — обычных стульев, похожих на версию венских, чуть потяжелее. Скамеечка, видимо для ног. На всех обозримых поверхностях стояли… нет, не подсвечники, Руслан назвал бы их светильниками. Как зажигать — тоже непонятно, но занятно.
Окно — во всю стену, занавеси задернуты. Но то, что оно такое огромное — плюс к версии о более теплом климате. Кстати, поддувает из него ощутимо. Приоткрыто? Или просто — щели?
Он сел, оглядываясь уже более пристально. Посмотрел вниз. Меховые тапочки, больше всего похожие на валенки-недоростки. Наверное — тепло в них. Но если такие тапочки, то пол, однозначно, без подогрева. Ковры тут то ли не в почете, то ли вообще неизвестны. То ли слишком дороги. Хотя, после позолоченного потолка и постельного из чистого хлопка — тут Руслан ошибиться не мог…
Ночную посуду он под кроватью искать не стал. До канализации здешний мир пока не дошел, но отдельное помещение под неотложные нужды примыкало к спальне в обязательном порядке. Правда, чтобы помыться, нужно звать прислугу. Ладно, ополоснется холодной водой, да и побриться сам сможет, не маленький. В армии к бытовым сложностям относились проще, и Руслан привык смотреть на некоторую неустроенность намного спокойнее, чем большинство "цивилизованных" сограждан. Когда отсутствие боли и возможность выспаться приравнивается к счастью, как-то быстро отвыкаешь психовать по пустякам.
…Другой мир. Когда от касания полосатой лапы с воспитанно втянутыми когтями знакомая кухня подернулась дымкой и исчезла, он удивился — но коньяк в крови придал храбрости. А потом он с какого-то перепугу решил, что это сон. Просто отрубился за столом и теперь ему сниться всякая занимательная хрень: улицы незнакомого города, похожие и, одновременно, непохожие на старую часть Парижа или Праги, забавный горбатый мост, выложенный камнем настолько коряво, что Шуре пришлось поддержать его под руку и предупредить, чтобы шел медленнее… Вот кто так строит?
Конные экипажи. Это, пожалуй, Руслан перенес легко. Сказалась "тренировка" историческими фильмами. А вот что сбило с ног и почти отправило в нокаут, так это огромный портрет в холле большого, старинного дома. Мужчина в черном, смуглый, с густыми, почти сросшимися бровями и пристальным взглядом таких же черных, недобрых глаз. И женщина в пышном придворном платье, но с модной короткой стрижкой, изумрудными глазами и высоко вздернутым подбородком.
Императорская чета…
Пережив первое потрясение, Руслан развернулся к своему спутнику и ехидно переспросил: "Видный политический деятель, так…"
Парень пожал плечами, невинность его улыбки зашкаливала. Ну а что не так? Император — это ведь политический деятель, разве нет? И — да, видный, с этим не поспоришь.
Алета на картине выглядела как живая… А если вспомнить их единственную встречу, то гораздо лучше — здоровый цвет лица, лукавый взгляд — нормальный, не измученный болью.
— Когда написан портрет, — спросил психолог, едва почувствовал, что голос ему подчиняется.
— Год назад, — подоплеку вопроса Шура прекрасно понял, — завтра малый прием, ты увидишь ее. Хотя поговорить, скорее всего, не сможешь — слишком много любопытных глаз. Я постараюсь устроить аудиенцию позже.
Человек с менее гибкой психикой запросто угодил бы в "желтый дом", или сорвался в истерику. Но, проинспектировав свою нервную систему Руслан не обнаружил ничего похожего. Азарт, готовность к бою — как в юности, жадный интерес — и никакой депрессии от "крушения основ". Он поймал себя на нетерпении — хотелось поскорее увидеть, хотя бы просто увидеть Алету и убедиться своими глазами, что она и впрямь жива, портрет не солгал.
Психолог по привычке поискал глазами часы, но — увы. Что ж, время тут определяют по солнышку?
Стук в дверь прозвучал негромко, но уверенно. А через мгновение появился улыбающийся телохранитель, одетый по местной моде в черную тройку, только не с пиджаком, а с длинным, расшитым черной тесьмой… мужским винтажным тренчем? Смотрелось неплохо, хотя подчеркивало размеры парня и делало его чуть более безобидным, чем в реале. Верхним чутьем Руслан сообразил, что эффект не случаен — этого Шура и добивался: выглядеть таким симпатичным медвежонком Винни, чтобы никто даже не заподозрил, насколько этот добродушный толстяк опасен. Обычная тактика всех медведей, что там говорить…
— Очнулся? Завтракать можешь?
Руслан поискал свой аппетит и решил, что он на месте.
— Завтрак? Я думал — обед уже.
— У крестьян уже полдник, а наши временами уважаемые аристократы только завтракать садятся. Если вообще — встали.
— А государь-император еще спит? — хмыкнул Руслан, запахивая халат, который нашелся тут же, на кресле.
Шура хмыкнул:
— Щаз-з! Сначала встает Змей, потом — солнце. Ложатся в обратном порядке: сначала солнце, потом Змей. Но малый прием начнется ровно в две клепсидры пополудни, так что мы успеем и позавтракать и проголодаться.