— Серьезно? — Росомаха все же не выдержала и улыбнулась, — и как же?
— Послать ей навстречу вместо себя кого-то другого.
— То есть… человек, который встретил старую лошадь, должен убить… в течение недели?
— Именно. А если лошадь увидели сразу несколько сотен… есть лишь один выход.
— Коварно, — протянула Лесс, качая головой. Впрочем, скорее одобрительно, чем гневно.
— Выкопать ямы, я так понял, не получилось?
— И не надо, — отмахнулась Лесс, — будут тебе ямы. Нужна лишь хорошая веревка.
— И драгоценные камни, величиной с ноготь большого пальца, — со вздохом договорил Янг, — увы. Я подумал обо всем, но не о том, что в пустыне нам могут понадобиться наши коронные регалии.
— Не грусти, Богоравный, — беспечно протянула Лесс, — Льдинок наморожу. Они сработают не хуже.
— Льдинки, на этой жаре? Ты шутишь? Они растают через пару мгновений.
— Не так скоро… Но растают, ты прав. Только я уже сделаю все, что необходимо.
Янг осторожно взял ее пальцы в свои. И все же улыбнулся, да вот только Росомаха не смогла так же беспечно ответить на эту улыбку. Слишком много было в ней недосказанного.
— Если все закончится, а мы еще будем живы, я буду тебя просить…
— О чем?
— Пока не скажу. Узнаешь… Сейчас скажу одно — когда услышишь мою просьбу, не отвечай сразу. Подумай. Хотя бы пол стука сердца. Это ты сделаешь?
— Пока не скажу, — качнула головой Росомаха. — Может быть. Спросишь — узнаешь.
…Уехал он затемно, по холодку. Вместе с калафом хассери и лучшими воинами, ко входу в долину.
Сквозь сладкий утренний сон Лесс смутно слышала, как супруг собирался и распекал одного из аскеров за то, что тот, во время "горячего" братания с хассери умудрился оставить где-то свой колчан со стрелами… Но открыть глаза так и не смогла. То ли Янг что-то подмешал в воду, то ли… ах, мужчина, который может не давать своей женщине сомкнуть глаз почти до рассвета, право, в снотворном не нуждается.
А поздним утром на дороге, ведущей из каменной долины, показался одинокий всадник. Он был без шлема, но в металлическом нагруднике и сидел на лошади, норовя сползти вбок.
Всадник добрался, а точнее, умная лошадь сама довезла его до шерстяного дома калафа и остановилась.
Всадник сполз на землю, на руки воинов, да так больше и не встал. Из его спины торчала тяжелая стрела, из тех, что пробивают доспех.
Всадник был еще жив и хотел что-то сказать, но сколько не пытался, изо рта вырывался один сип. А потом пошла темно-вишневая, густая кровь и воин потерял сознание. В себя он уже не пришел, и умер к исходу второй короткой клепсидры, не смотря на все усилия шаманки.
Росомаха проснулась от громких голосов, в которых, при всем желании, было не различить привычной почтительности.
— Если все так, как говорит воин из Шариера, тогда почему наш Карек убит в спину твоей стрелой, — услышала она. И, вместо того, чтобы вскочить, плотнее смежила веки и постаралась дышать ровнее.
— Кто такой Карек, я не знаю, — голос Оташи, аскера, оставленного для ее охраны, звучал ровно, и, наверное, только Лесс могла понять, что он не на шутку обеспокоен, — и у меня не было причин его ненавидеть.
— Ты лжешь, пришлый, — припечатал первый голос, — Ты знал Карека и ненавидел его! Ведь это он отозвался непочтительно о твоей кесаре. Той самой, которую Священный посадил за стол наравне с мужчинами…
— Постой, — Росомаха почти увидела, как Вала вскидывает руку. — Ты хочешь сказать, что убит сын калафа?
— Твоей стрелой!
— На ней написано мое имя? — насмешливо спросил Оташи. Видно, спор с дураком его все же разозлил, — а там, случайно, не написано, как я это сделал, если весь день пробыл на глазах воинов хассэри, а всю ночь проспал в доме и не выходил за границу вашего города. Или дозорные ваши спали? Тогда ничего удивительного, что ниомы постреляли вас в спину.
— Молчи, предатель, не оскверняй своей ложью камни заповедной долины, — прошипел первый голос и помимо злобы в нем прозвучала настоящая боль, — Мы приняли вас как друзей, ваш кесар переломил хлеб с нашим калафом — как Небо не поразило вас всех?
— Как оно не поразило тебя за твою феерическую тупость, — хмыкнул Оташи. Он уже успокоился и чем-то зашуршал.
— Куда ты собрался, предатель? Бежать решил?
— На двор мне нужно. С "подлыми предателями" тоже иногда случается, особенно с утра. Подождешь? А то можешь проводить… и подержать.
Голоса стихли. А Росомаха лежала неподвижно, и в голове ее крутились слова Верны, сказанные лекаркой еще в Шариере: "Кто-то ссорит царей Хаммгана, и, причем, хитро. У одного верблюдов угонят так, чтобы подозрение пало на соседей. У другого дочь украдут…"
Кто же такой хитромудрый добрался до них здесь, на краю света?
За Янга она почти не беспокоилась, белый ассасин если не выкрутится, то удрать-то всяко сумеет. За себя — тем более. На весь город хассэри ее магии, конечно, не хватит — она не Эшери Монтрез и огненный шторм десятого уровня ей вызвать не под силу… Но воздушный щит и плеть как-нибудь наколдует и удержит. И себя прикроет, и Сати.
Вот только воины… Аскеры, которые сопровождали их всю дорогу до предгорий. Им точно придется несладко, и шансов выжить у них чуть больше, чем ни одного.
Росомаха — Старатель удрала бы и назад не оглянулась. В конце концов, они мужчины и воины, и давали клятву беречь Священного и его Равноправную даже ценой своей жизни — вот и пришел срок ее сдержать.
А вот Алессин — кесаре этот поворот не нравился, и чем дальше, тем больше.
Да, воин дает клятву умереть за своего кесара. Но и правитель дает клятву сделать все, что может, для благополучия своего народа. Всего народа, каждого его человечка, в том числе и этих аскеров. Клятва — оружие обоюдоострое.
— Сати! — крикнула она, — помоги одеться.
Но никто не откликнулся… Оташи тоже пропал.
Рабыня обнаружилась за порогом шерстяного дома, бледная, с порванным одеянием и расцарапанными руками, кажется, она пыталась защитить ими лицо. Что ж, хорошая тактика. Лицо не пострадало. Чего не скажешь о самой Сати.
Она лежала головой к порогу. Шамайта, в районе затылка, была пропитана кровью.
Росомаха обвела взглядом компанию мальчишек, лет тринадцати — четырнадцати. Они стояли полукругом, вызывающе близко, а их предводитель, маленький, но дерзкий парнишка в синей алабее и с голыми ногами, прищурясь, смотрел на Росомаху и сжимал в руке камень, поднятый за мгновение до того, как Лесс вышла.
Обращаться к мелким волчатам с речью она не стала, просто свила воздушный жгут, спеленала мальчишку, волоком протащила его, орущего, по каменистой земле и закинула в свой шатер. А потом, развернув щит, склонилась над Сати.
Девушка уже потихоньку приходила в себя. Камень всего лишь содрал кусок кожи с головы — крови много, но особой опасности нет, разве что голова покружится. Сейчас бы девушке много пить… но с водой плохо. Ничего, фляга есть, а остальное — калаф этой шайки ей в зубах принесет! Вместе со своей короной.
…Не умеешь держать свой сброд в узде — недостоин править, вот и весь сказ!
Мальчишка зыркал на Росомаху из под челки злыми глазами. Лесс чувствительно пнула его в бок ногой, обутой в мягкую туфлю и придавила носком горло, неопасно, но чувствительно.
— Спрашиваю один раз, — сказала она не гневно, а спокойно и тихо, как человек полностью уверенный в том, что ему ответят, — кто натравил вас, недоумков, на мою служанку. Я освобождаю тебя от кляпа — ты называешь мне имя…
Мальчишка зашипел, как потомок кобры. Был бы у него капюшон, сейчас Лесс любовалась красивым узором на нем. Вот только капюшона не было, а на змеиное шипение у графини Валендорской с детства был один ответ: поймать и сцедить яд.
Она немножко, самую малость усилила нажим: