— Если не скажешь… или хотя бы попробуешь потянуть время, щенок беспородный — думаешь, я тебя убью? Нет, малыш, не надейся. Если бы ты попался моему супругу, может, он и удостоил бы тебя чести погибнуть от его руки. А я не так милосердна. Я тебя куплю у твоих родителей и женю на этой девушке.
Паренек хлопнул черными глазами, не понимая, в чем подвох. Нет, в том, что отец его охотно продаст, и даже много не запросит, он ничуть не сомневался — в семье и так было девятнадцать детей от разных жен и наложниц. Но такое странное наказание?..
— Не понимаешь? — холодно улыбнулась Росомаха, — конечно, где уж тебе. Думать — это не камнями швыряться. Ничего, я объясню. Сати не просто моя служанка. Она — рабыня. А по нашим законам тот, кто берет в жены или мужья рабов, сам становится рабом. Дошло, убогий? Итак — либо имя сейчас, либо ошейник на всю жизнь. И не переживай, твои шакалята тебя не выручат — мой щит им не пробить до зимы.
Лесс убрала ногу с горла мальчишки и щелкнула пальцами, освобождая его от воздушного кляпа.
Глава 45 Ашшимара — и другие неприятности
— Я воин, и я не буду рабом! — мяукнул пацан срывающимся голосом и мгновенно ощутил как кляп, пропавший, было, снова сжимает горло.
— Сати, тебе лучше? Встать можешь?
— Госпожа, приказывайте, — девушка, пошатываясь, подошла к ней.
— Я предложила щенку выбор: честь или свобода. Он выбрал честь.
Сати с недоумением посмотрела на хозяйку:
— И… что я должна делать, госпожа?
— С ним? Что хочешь.
Росомаха произнесла это с настоящим, не наигранным равнодушием. Ей, аристократке Небо забыло в каком колене, было совершенно все равно, что станет с безродным мальчишкой, который — вот ведь безрассудство! — посмел поднять руку на ее человека.
Сати… Сати заметно воодушевилась. Она подошла ближе и тоже ткнула новоявленного раба носком туфли.
Снаружи доносились вопли, но щит их глушил и они совершенно не пугали девушек. Лесс знала, что такой щит сможет держать почти сутки. А Сати просто слепо верила в свою хозяйку, "могучую колдунью из-за моря".
— Что, и лицо ему могу порезать?
— Хоть с кашей съешь, — повторила Росомаха, — он тебя обидел и пытался убить. Ты выжила и, с помощью Неба и моей, победила. Раб — твой законный трофей. Кстати, с чего эти щенки на тебя накинулись?
— Не знаю, госпожа моя, — рабыня покачала головой, — Этот… песчаного духа ему в ночные сны, увидел и заорал: "Смерть убийцам царевича!" А потом полетели камни. Но… они не очень меткие метатели, госпожа, — Сати улыбнулась, прикрывая лицо рукавом, — их воинскую доблесть сильно преувеличивают. Ну, или тот амулет, который вы мне велели носить, хорош.
— Выходит, не так и хорош, — вздохнула Росомаха, — но я его против ножей и отравленных дротиков чаровала, а про камни не подумала. Прости.
Кинув на себя простенький отвод глаз, Росомаха заторопилась наружу. Ей казалось, что она опаздывает, еще пара мгновений — и опоздает критически. Собственный щит не был для нее преградой, она выскользнула с другой стороны, приподняв край шерстяного дома и с удовольствием подумала, что одна-две клепсидры в обществе Сати, и мальчишку будет не заткнуть. Все расскажет, даже то, чего не знал — и то вспомнит. Нет более жестокого надсмотрщика, чем такой же раб.
Ее вело предчувствие беды, и чем больше она углублялась в лабиринт шерстяных домов, поставленных как будто без всякого плана, но на самом деле, в соответствии с жесткой иерархией, тем сильнее грызла тревога.
Через некоторое время она услышала крики и заторопилась туда.
Как оказалось — не зря. Рядом с шатром, который заняли ее аскеры, собралась небольшая, но вооруженная толпа. Разозленные хассери требовали выдать им убийцу царевича. Ничего не понимающие аскеры сделали то, что считали нужным — поставили стену из высоких кожаных щитов-тариках, усиленных металлическими накладками. Ни панцирей, ни кольчужных джиббахов на них не было. Не успели одеть? Или не считали положение серьезным?
Алессин пересчитала своих воинов по головам и поняла, что, за вычетом дозоров, пока все живы и целы. Но, судя по настроению толпы, это ненадолго. Тариках — не воздушный щит, против камней и стрел хорошо, но напора разъяренной толпы не выдержит. И тогда с обеих сторон прольется кровь, которая в Хаммгане куда дешевле воды.
А Янг, как назло, куда-то подевался.
Впрочем, вряд ли Священный терял время даром, а значит, и ей этого делать не стоило.
Сбросив отвод, Росомаха повелительно крикнула:
— Эй! Что здесь происходит?
Сначала ее не услышали и пришлось повторить, подкрепив свой авторитет кесары несколькими воздушными оплеухами самым рьяным крикунам.
— Она! — заорал молодой воин в ярком хафане, кто-то из родовитых и приближенных к царю, — Воины хассери, здесь женщина убийцы!
Что он хотел сказать этим? Что-то хотел, но не успел. Воздушная плеть мгновенно выхватила крикуна из толпы, подняла футов на пять и отпустила. Смешно махая ногами в кожаных соши он полетел вниз, не мягко приложился об землю и затих. Интересно, живой? Хотя… совершенно неинтересно.
— Кто-нибудь еще хочет полетать? — ледяным тоном спросила Росомаха и только тут сообразила, почему на нее смотрят с таким ужасом и осуждением. Она не только осмелилась заговорить с мужчинами, она еще и вышла из шатра без шамайты, с незакрытым лицом. Поторопилась…
— Дочь песчаного духа, Ашшимара, — полетело над толпой. — Пропали мы. Небо обиделось. Все погибнем.
— Надо ее убить, — крикнул кто-то… Росомаха не увидела, кто, но и не стремилась. Дураки ее не интересовали, даже как материал для экспериментов. Нет мозгов — так нет, что тут исследовать, вставить-то все равно не получится.
Камни, ножи, дротики… даже чья-то кривая сабля — вот ведь и не жалко, придурку, для "правого дела"! Интересно, если нет мозгов, чем они правое дело от левого отличают? Или безмозглым все равно? Похоже — так, иначе с чего бы им швыряться хорошими ножами в боевого мага?
Сферический щит сомкнулся вокруг нее за полстука сердца до первого броска.
— Колдунья! Ашшимара!
Ошеломленная толпа сдала назад. Лесс бросила быстрый взгляд поверх голов, в сторону своих аскеров. Там все было отлично — передышкой пользовались с толком, помогая друг другу быстро надевать и шнуровать легкий доспех. В такой каменистой местности шлем точно лишним не будет.
Росомаха властно вскинула руку:
— Кто велел идти сюда и напасть на моих аскеров? — Тем же тоном, способным заморозить даже огонь в очаге, спросила она. — Кто тут главный? Хотя, молчите. Все равно ничего умного не скажете, сама узнаю. Вот ты… — воздушная плеть выдернула еще одного хассэри, уже не молодого, сухого, как щепка, но по местным меркам роскошно одетого хичина, у него даже были нормальные сапоги с подошвами, подбитые гвоздями, а не убогие, плетеные из кожи соши, годные лишь для того, чтобы передвигаться по песку и коврам или верхом на верблюде.
На этот раз плеть не просто приподняла и кинула хичина, а прицельно зашвырнула его за щиты. Воины кесары оживились, похоже, этот крикун их здорово достал. Сегодня просто день, когда она то и дело дарит подарки. Сати осчастливила, теперь своих аскеров. Вон как орут — точно, от счастья.
Неожиданно от толпы отделился мужчина. Не старый, но солнце уже оставило свои следы на его коже. Лицо было смуглым и покрытым тонкой сетью морщин, в основном, вокруг глаз. Он шагнул вперед, отодвинув мальчишку, цеплявшегося за рукав. И… опустился на колени. Ропот толпы взметнулся как горячий ветер и тут же опал:
— Ашшимара, не сочти за дерзость… Хассэри приняли вас как дорогих гостей, поделились водой и хлебом. Зачем вы убили нашего царевича? Он был славным воином.
— Обратись, как положено, раб, — бросила Алессин.
— Я — воин, — вскинулся хичин.
— Серьезно? — заломила бровь девушка, — тогда, может быть, скажешь, воин, — голос ее из просто насмешливого стал обжигающе ядовитым, — что вы делаете тут, нападая тремя сотнями на два десятка чужеземных гостей? Не потому ли вы это затеяли, что все воины ныне защищают границы Каменной долины от ниомов? А здесь остались никчемные рабы, которые лишь кричать умеют… Вот этот, который вопит хорошо, а летает еще лучше — он кто?