Наконец, на пыльной дороге показался воин на огромном, черном, как ночь, коне. Без доспеха, даже без хафана, в одной нательной рубахе. Он держал в руке вымпел царя ниомов. Снять его выстрелом сейчас было легче легкого, он приближался шагом. Защищало его только древнее право: "глашатай неприкосновенен".
Сколько раз его нарушали? Не счесть. И все равно, быть глашатаем во все времена среди пустынников считалось огромной честью. За нее сражались.
— Хассери, — негромко крикнул он, подъехав почти вплотную. Сейчас его можно было разглядеть: смуглый, как и большинство ниомов. Цвет волос скрывала шамайта, но скорее всего они были черными, как и глаза. Сильное тело, большие, хваткие руки. Своим огромным конем он управлял коленями, не трогая поводьев — руки были заняты: одна — вымпелом, другая лежала на рукояти сабли.
Это тоже было по обычаю. Снять хоть на мгновение руку с оружия означало — усомниться в воинской доблести врагов. Худшего оскорбления не придумать!
— Мы пришли взять вашу долину, ваших коней и верблюдов и ваших женщин.
— По какому праву? — Калаф выступил вперед, не прячась за спинами.
— По праву сильного. — Дерзко отозвался воин.
— Право сильного нужно доказать.
— Хассери будут драться?
Калаф промолчал. Это был оскорбительный вопрос. Глашатай понял, что перегнул палку и чуть наклонил голову, извиняясь.
— Мы атакуем. Сражение будет длиться пока не погаснет последний луч солнца. Или до нашей победы. — Последняя фраза была не по обычаю, но глашатай не удержался. Сверкнул улыбкой, особенно белозубой на загорелом в бронзу лице, развернул своего черного зверя и так же вызывающе медленно поехал обратно. Не оборачиваясь, словно его вообще нисколько не беспокоило, что в этот самый миг ему в спину смотрят четыре десятка не самых криворуких лучников Хаммгана, и стрелы уже на тетивах.
Смелый. Но наглый.
— Запомнил его? — спросил Калаф у молодого воина, стоявшего по левую руку.
— Да, отец.
— Он — твой. Чем бы ни закончился бой, он из него живым выйти не должен.
— Сделаю, отец.
Калаф потянулся к поясу, отстегнул от него тонкий, как игла, кинжал-яфрут в ножнах, украшенных серебром. И протянул его Янгу.
— Прими, Священный. Будь моим братом по оружию и если мои глаза сегодня в последний раз видят солнце… не оставь мой народ.
— Сделаю, — кивнул Янг, принимая дар.
Ответного делать не стал. И братом не назвал. Никто этого и не ждал, не хватало еще одного хичина, который по закону пустыни смог бы претендовать на трон Шариера, если вдруг… Монах там, или не монах, а политик из Янга получился неплохой, осторожный.
Хичины сигналы подавали рогом, который был слышен за несколько лиг. В Хаммгане так делали почти все. Но ниомы и здесь отличились — откуда-то притащили огромный медный гонг. Короткий, сдвоенный удар… Тягучий, насыщенный звук поплыл над долиной, отражаясь от каменных стен.
Калаф надел шлем. Его ближайшее окружение сделало то же самое. Янг остался в шамайте.
— Священный, — не выдержал один из воинов. — Тебе нужен хотя бы легкий доспех.
— Благодарю, но — нет. Скорость мне нужнее.
— Смертный не может быть быстрее стрелы.
— Значит, ты всю жизнь встречал не тех смертных, Оркан. Постарайся остаться в живых. Если сумеешь, возьму тебя в Шариер и научу уворачиваться от стрел.
Калаф благодарно склонил голову, принимая подарок кесара. Обещание седьмому ненаследному сыну — совсем не то, что клятва правящему отцу. Из монаха и впрямь получился правитель.
Конница обрушилась на них, как сель — с грохотом, неизбежной пылевой бурей, которая катилась впереди и с яростными воплями: "Ги-ги-ги!!!"
Казалось, сейчас она их снесет. Что может противостоять таранному удару конницы? Но тугие сборные луки слаженно взвыли, выпуская тяжелые "шаровые" стрелы. Выпустив их, лучники мгновенно отступили назад, им на смену шагнула вторая линия — и новый залп! И снова шаг назад — уступая место третьей — а первая уже вновь готова стрелять. Все было проделано четко, быстро, безупречно — как на учениях.
Можно ли остановить лавину? Да — если на ее пути мгновенно вырастает вал из мертвых и покалеченных людей и лошадей. Вал, об который разбиваются несущиеся следом — и ничего поделать не могут, потому что разогнавшегося коня не остановить мгновенно.
Вал из тел и туш с пугающей скоростью вырос на несколько футов и полностью перегородил дорогу. Атака конницы захлебнулась…
Глава 46 Каванараги показывает характер
— В могиле я видел — ломать здесь ноги, — Марка передернуло. Он смотрел на лавовое плато совершенно без восторга. — Мы тут всю обувь оставим, обратно босиком пойдем.
— Да ладно, — махнул рукой Маркиз, — или мы не маги? Воздушные щиты на задние лапы натянем и пройдем как по центральной площади Аверсума.
— Ты в них по горам ходил? Вообще, хотя бы раз пробовал?
— А что, есть разница?
— Попробуй прямо сейчас, — великодушно предложил Марк, широким жестом показывая на плато, — пока целитель под рукой. Верна, ты сколько переломов за раз срастить сможешь?
— Смотря каких? — хмуро уточнила целительница.
— Хребет и череп, — Марк не мелочился.
— Попробовать можно. Что-то точно залечу… Что-то останется.
— То есть либо овощ, либо говорящая голова? — Маркиз покрутил головой. — Что, у них вообще сцепки нет?
— Можно скользить немного, как на охотничьих лыжах. Но здесь не разгонишься. Так что становимся плотнее и я перебрасываю нас прямо к горе. Семерых я потяну и рассчитаю. Берем мешки, припасы… Маргарита, твой рюкзак сам понесу. И не спорь со мной.
Ахтеркастль они спрятали в бухте за полуночным склоном Каванараги, там, где никаких поселений не было вообще. Она оказалась демонски удобной, скрытой с глаз с одной стороны величественной горой, с другой плотным хвойным лесом. Отличное место, но, если бы не Рой, не его уникальное чутье, они бы в нее либо не вошли, либо не вышли.
Похоже, гора постаралась и тут, столетие за столетием роняя в бухту камни — подводный ландшафт был такой интересный, что князь Дамиан, после того, как благополучно встали на якорь, немедленно потребовал самогона на лисьих грибах и выхлестал разом треть бутыли. Что интересно, пьяной дымки у него не было ни в одном глазу. Все мгновенно сгорело.
— Марк, — Рой задержался. Смотрел исподлобья, с усталой обреченностью и каким-то даже облегчением. — Семеро — это ведь не предел. Я к тому, что ты тут целый корабль дернул.
— Не предел, — подтвердил Марк и неожиданно весело улыбнулся, — у меня вообще с пределами плохо. В детстве пороли мало.
— Меня вообще не пороли, — признался Рой. — У саари не принято. Просто ставили у забора, собирали все "рыбки" в доме и заставляли ловить. До первой непойманной.
— И какую ты обычно не ловил?
— С моим отцом? Шутить изволишь, твое высочество? Первую и не ловил. А ложилась она… сильно рядом с ухом.
Марк представил себе слепого героя Сопротивления с полным поясом метательных ножей и его передернуло еще раз.
Или, может, просто ветер был зябкий.
— Ты что спросить-то хотел?
— Восьмерых… возьмешь.
— Кто восьмой?
Рой мотнул головой, подзывая высокого паренька, своего ровесника, в длинной, не по росту, матросской куртке с капюшоном.
Когда "матрос" его скинул, Марк длинно и замысловато выругался.
Еще одно "высочество" поблескивало из под отросшей челки темными глазами и готовилось зубами и когтями выгрызть себе право идти к вулкану.
— Эшери! — позвал Марк.
Кот появился из-за его спины, уже в походной одежде, с оружием и мешком. А, увидев принца, словно вообще не удивился, лишь иронично отсалютовал ему, на мгновение прикрыв локтем глаза.
— Явление Святого Древнего Натана преданному народу. — Ядовито прокомментировал Марк.