— О том, что от судьбы не уйдешь, — сказала я.
— Мне нужно знать, что он сказал, — заявил Эллиот. — Дословно.
— Перетопчетесь, — сказала я. — Это не имеет никакого отношения к текущему делу, и я уже довела до вас информацию в части, вас касающейся.
— Мне нужен полный отчет.
— Ленни напишет, — сказала я.
— Вы не облегчаете мне жизнь, Боб.
— Хорошо, что хотя бы в этих отношениях существует какая-то взаимность, — сказала я и положила трубку.
Он не перезвонил.
Мы с Ленни перекусили в китайской забегаловке (от печенья с предсказанием я отказалась), а потом поехали опрашивать свидетелей по какому-то рутинному делу о бытовухе, которыми отдел завален на девяносто процентов. Всю дорогу я смотрела на Ленни и убеждалась, что, даже если Мигеля обмануть и получится, себя обмануть я точно не смогу.
Он был хорошим парнем, наверное, но именно парнем, а не мужчиной, а я уже была не в том возрасте, чтобы западать на парней.
Единственные отношения, которые я могла представить для себя с агентом Джонсоном, это отвезти его в зоопарк, накормить мороженым и поцеловать в щеку на прощание, но и неприязни он тоже не вызывал, так что ближе к вечеру, чтобы не слишком торопить события, я уже брала его за руку, позволяла ему открывать мне дверь в машину, и мило улыбалась, когда он пытался шутить.
Заметно было, что ему эта идея тоже не по душе, и он предпочел бы проводить свое рабочее время каким-то другим образом, а не делая вид, что ухлестывает за странной теткой со сломанными ребрами и шрамом на подбородке.
А я все никак не могла выкинуть из головы слова Безумного Императора о том, что я — такая же, как он.
С чего он так решил? У меня совершенно определенно не было сюжетной брони — и в этом можно было убедиться, просто заглянув в мою медицинскую карту. У меня не было великой миссии, по крайней мере, мне не было о ней известно, я не могла доставать оружие из ниоткуда, меня не преследовали демоны (вот это, конечно, большой плюс), я не умела открывать порталы между мирами, и если мироздание куда-то и хотело меня призвать, напрямую оно мне ничего не сообщало.
И я не хотела быть таким, как он. Жить под мостом в домике, сколоченном из упаковочного материала, одной, без друзей и семьи, сторонясь заводить новых знакомых, в ожидании очередной порции демонов, которые попытаются меня убить. И, наверное, такое одиночество пугало меня больше, чем демоны.
Я не особо верила в «долго и счастливо», но все же, чем черт не шутит, мне хотелось бы его встретить. Я совершенно не представляла себя в роли матери, но когда пыталась нарисовать свою воображаемую старость, то видела себя прикольной бабушкой, окруженной безобразно ведущими себя внуками. Я сидела бы в кресле-качалке, завернувшись в вязаную шаль, пила бы крепкий кофе, противопоказанный мне всеми врачами, и под осуждающими взглядами соседей рассказывала бы внукам страшные и недетские сказки из своей полицейской молодости. И давала бы им посмотреть на коллекцию своих пистолетов.
Может быть, с грустью вздыхала бы о дедушке, который оставил меня слишком рано. При этом, конкретного образа дедушки мне воображение, конечно же, не подсказывало.
Но это никогда не был Дерек.
Никогда.
После работы в рамках оперативно-следственных мероприятий по поимке Мигеля мы с Ленни сняли комнату в средней руки мотеле и заказали шампанское в номер. Ленни откупорил бутылку, для достоверности смочил внутренние поверхности обоих бокалов, а потом вылил спиртное в раковину в ванной комнате.
Я не возражала. Настоящего повода пить шампанское у нас еще не было, да и, честно говоря, я его не очень люблю.
Ленни уселся в кресло под торшером и включил телевизор.
— Ну да, — сказала я. — Влюбленные проводят вечера в мотеле именно так.
Ленни выключил телевизор.
— А что они делают?
Я вздохнула.
— Задерни все шторы и выключи свет.
Он послушался.
Сначала погасил свет, потом подошел к окну и плотно задернул занавески. Повторил операцию со вторым окном, остановился. Мои глаза еще не привыкли к темноте, но я знала, что он сейчас делает.
Стоит, пялится в мою сторону и ждет дальнейших инструкций.
Кровать в номере, разумеется, была одна. Двуспальная. Я прыгнула на матрас, и пружины жалобно заскрипели.
— Теперь можешь сесть в кресло и помолчать, — сказала я. — Или поговорим, но не слишком громко. Со стороны всем должно казаться, что мы сейчас на стадии предварительных ласк.